Расстрелянного генерала,
Я тщетно силился понять,
Как ты могла себя отдать
На растерзание вандалам…
Зал притих. Уши-локаторы Ивана Антоновича Зарубайко навострились, как у
гончей собаки.
А золотые купола
Кому – то черный глаз слепили:
Ты раздражала силы зла
И, видно так их доняла,
Что ослепить тебя решили.
Россия…
Комиссия заерзала на своих стульях и неодобрительно посмотрела на
директора. Иван Антонович зыркнул на Мясоедову. Сирена Чеславовна
страдальчески заломила руки и умоляюще взглянула на плохо соображавшего
режиссера. Леонид Аркадьевич в свою очередь не замедлил что-то жарко
шепнуть на ухо баянисту. Гена встал и неуверенной поступью проследовал за
кулисы. На ключевом слове «Россия» динамики музыкальных колонок
хрюкнули… Зал погрузился в кромешную темноту. Истошный визг бобинажниц
заглушали свист и улюлюканье станочников. Со сцены в темноту кричал что-то
антисоветское Тимоха. По залу, грязно ругаясь, шел осветитель. Наконец,
включился свет. На сцене среди поверженных микрофонов и усилителей
ансамбля возвышался зав. учебной частью Ф. А. Обрыдлов. Героически
пробравшийся на сцену бывший чемпион области по троеборью угрожающе
тряс кулаками-кувалдами перед лицом побледневшего руководителя ВИА
«Бригантина». Через полчаса зал опустел. Мероприятие было безнадежно
испорчено. Ни комиссия, ни дирекция не остались на приготовленный в
кабинете у режиссера стол. Только баянист Гена, Леонид Аркадьевич Кролик,
да старый солист Степан Фомич с осветителем, крепко выпив первача,
допоздна пели песню «Одинокая бродит гармонь»…
Утром на доске объявлений чернел приказ об увольнении учителя
истории Тимофея Николаевича Дудикова в связи с несоответствием с
занимаемой должностью.
– Иван Антонович, я же хотел, как лучше. Так сказать в «свете перемен» -
объяснял Тимоха директору.
– Так и я ведь вас, милейший Тимофей Николаевич, – с кислецой сказал
директор, – чай не по 58-й отпускаю. А жаль, – добавил он и щелкнул
резиновым штемпелем в трудовой книжке Т.Н. Дудикова.
Тимоха был в отчаянии: с таким штемпелем найти работу на ниве просвещения
было невозможно. Тимофей Николаевич Дудиков хотел было в свете тех, так и
не состоявшихся перемен всколыхнуть общественное мнение. Но люди были
заняты куда более насущными делами. Часть из них, сжимая в руках
продовольственный талон, стояла в очередях за сахаром. Вторая, прижав к
груди заветный вызов, в очередь в ОВИР. Лишенный статьей КЗОТ права на
талоны, бывший учитель истории Тимофей Николаевич Дудиков занял очередь
