Артисты забрали занавес, костюмы, сложенные в мешки, картонки, и уехали, пересчитанные конвоем у ворот вахты.
Федор принес наши стулья.
- Улетела птица, - сказал он, - хоть бы оглянулась. Стул расшатал помещик. Говорят, артисту полагалось три стула расшатать. На воле был известный...
Я не ответил, думая о Лайме. А Федор ворчал:
- Нары проломили в двух местах, стол чинить придется. Дряхлого вынесли на свежий воздух. А чего же вы не подошли к Лайме у вахты? Прическа новая, пышные волосы, губки подкрашены, брови подбриты. Водички ей теперь хватает...
Ко мне вдруг пришел Залман Савельевич, осмотрел аптеку, поинтересовался колымскими старичками: сколько больных, на что жалуются. Я спросил, отправят ли их внутрь страны, где более легкие условия жизни?
- Не знаю, - снова сказал он. - Что же вы? А? Выбирал в эту зону одного из самых воспитанных, выдержанных, а что получилось?
- Гражданин начальник! - Я стоял навытяжку. - Как говорили философы, ничто человеческое не чуждо нам. Отдохнул, поправился и в свои цветущие годы начал думать о женщине. Даже находятся и старички, из тех, которых родственники поддерживают посылками и которые не прочь познакомиться... Природа!
- Понятно. - Залман Савельевич улыбнулся. - А хороша она, эта актриса из молоденьких. Видел на сцене.
- Не потаскуха. Воспитанная.
- Она будет сносно жить в Магадане или где-нибудь в поселке, а вас отправят по этапу в Певек, в Анадырь.
- Такова наша судьба. - Я упомянул древнее латинское изречение о судьбе.
Он спросил:
- Писателя Зозулю не знали? Ровесник мой.
- Ну как же! Убит Ефим Давидович. Бомба попала в домик фронтовой редакции. Пятьдесят два ему было. При мне напросился в ополчение. Он с молодыми работал при журнале "Огонек". Я бывал в его группе. Фадеев отговаривал от ополчения - по возрасту...
- Не знаю, что с вами делать. - Залман Савельевич склонил голову.
Днем позже, после обеда, приказали старикам немедля собираться в этап. Сейчас же? Куда? Без бани?
Помощник нарядчика пробежал по баракам:
- Постели оставить! А остальное, на ком что числится - с собой!
- А не свобода ли сактированным? Живые мертвецы. Списанных бытовиков отпускают.
- Держи карман шире, - сказал Федор. - Зубами держатся за контрика. Перевезут куда-то. - А мне признался: - Жаль расставаться кое с кем. На кухне - слезы, но, кажется, потомство ожидаем. Сынок бы! От Колымы она отвертится - или здесь станет на якорь, или на сельхоз вывезут. У нее домишко свой где-то около Тулы. Запомню адрес намертво.
