Каждый раз, входя в этот храм, Духарев испытывал чудесное воодушевление. Словно он вступал не внутрь здания, а наоборот, из мира очерченных пределов оказывался в ином, чистом, прозрачном, бесконечном. Казалось совершенно невероятным, что внутри пусть и немаленького храма таится такое воистину бесконечное пространство.
– Этот дом Бога совсем не похож на те, что строила моя бабка Ольга, – негромко проговорил Владимир. Он запрокинул голову, разглядывая будто парящий в небесной высоте… И пошатнулся.
Духарев едва успел поддержать его:
– Княже!
Мелькнула паническая мысль: «Отравили!»
– Воевода… – Голос великого князя был еле слышен, зато пальцы впились железной хваткой сомкнулись на предплечье Духарева. – Ты видишь это?
– Что? – не на шутку встревожился Сергей.
– Небеса…
Духарев вновь глянул на великолепный купол Святой Софии, пронизанный светом, проникавшим сквозь бесчисленные окна.
– Небо? – Сергею было трудно сосредоточиться на красоте собора. «Неужели яд? Но зачем? Ведь Варда еще не разбит?»
– Небеса! – Голос Владимира обрел твердость. – Ирий! Ты видишь его?
Духарев молчал, в замешательстве, не зная, что сказать…
Стальные клещи разжались, освободив руку Сергея.
– Мне показалось, – произнес Владимир едва слышно, продолжая глядеть вверх, – что я умер. И оказался в Ирии…
Духарев вздохнул с облегчением. Слава тебе, Господи! Всё хорошо! Это не яд. Это Святая София. И ничего удивительного. Если он сам, входя под своды храма, испытывает благоговение и восторг, то какой силы воздействие это чудо христианского зодчества оказывает на неподготовленного человека?
– Ирий… – прошептал Владимир. – Он там, я его вижу… Но я жив. И стою на твердой земле… А Ирий, Небеса, куда человек может вознестись лишь после смерти, они здесь. Здесь! – Голос великого князя вновь обрел твердость. И заставил Духарева вздрогнуть, потому что в голосе этом звучала почти нестерпимая боль.
Сергей совсем растерялся. Он не понимал, что происходит. На глаза попался храмовый служка, тщедушное существо в монашеской рясе. Служка глядел на русов, выпучив глаза, и быстро-быстро крестился.
Владимир справился. Выпрямился, расстегнул подбородочный ремень, стянул с бритой головы подбитый войлоком шлем:
– Это и есть настоящий дом твоего бога? Христа?
– Это дом Бога Единого, – сказал Духарев, не вдумываясь в то, что говорит. – И Сына Его Иисуса, и Духа Святого…
– Ты видишь! – уверенно произнес Владимир. Его взгляд, острый взгляд степной хищной птицы, пронзал бесконечное пространство меж колонн, упираясь в темное золото иконостаса. – Ты знаешь! Ты говорил мне… Другие тоже… Я не верил! Помнишь, я сказал тебе, что мне душно в тех домах бога, что стояли в Киеве? Я говорил тебе: мне любы те боги, чьи стены – дубрава, а потолок – синее небо? Ты помнишь?
