Не сметь её трогать – она живая!
Татьяна умерла на третий день после родов, оставив сиротами четырех детей и крошечного младенца, дочь Александру, названную в честь отца. Шёл сорок четвёртый, от отца после краткого отпуска по ранению не было весточек. Потом пришёл синий конвертик с синими же, расползающимися чернилами: «Пал смертью храбрых, защищая Родину».
Татьяну сразу стали хоронить – жара, духота. Трое детей выли на разные голоса, молчали только старший и младший. Восьмилетний тогда Лёнька оставался за главу семьи и не мог позволить себе рыдать, а младенец Санька плакать не могла от слабости. Изредка попискивала, и счёт её жизни шёл уже не на дни, а на часы.
Голод царил в деревне, властно распоряжаясь судьбами, и родная, тоже многодетная тётка над могилой сестры, оглядывая в ужасе сирот, предложила:
– Давайте младенчика положим рядом с Татьяной, всё равно помрёт… Так чтоб ни она, ни мы не мучились – пускай с мамкой останется…
И Лёнька спас сестру, гневно крикнул:
– Не сметь её трогать – она живая! Тётка раздобыла стакан муки, развели водой – помянули маму.
А после поминок Лёнька принёс в сельсовет, положил еле кряхтящего, плохо пахнущего младенца на стол председателю:
– Наш папка на войне погиб, а это дочь погибшего за Родину фронтовика!
Лысый председатель с пустым рукавом поскрёб единственной рукой затылок, и жернов Санькиной судьбы закрутился от смерти к жизни.
Быстро нашли женщину сорока девяти лет, Евдокию, Дуню, которая работала на счастливейшем месте – в вожделенной пекарне. Дали карточки, назначили пенсию, и бездетная вдова оказалась матерью. Таскала младенца с собой на работу, где Санька, напившись вдоволь жирного козьего молока, спокойно почивала среди груды тряпья, а Дуня поминутно подскакивала, любовалась на дочушку, подтыкала самодельные пелёнки, надышаться на чудо не могла.
Через три месяца в упитанном, радостно гулящем младенце с перевязочками на ручках и ножках вы не узнали бы заморыша, чей жалобный писк свидетельствовал только о скором конце.
Горшок с кашей
Судьба Евдокии складывалась трудно. Родилась в 1895 году, росла и воспитывалась в вере и благочестии, рано потеряла родителей и, единственная из семьи, веру пронесла до конца жизни, не дрогнув и не убоявшись безбожного государства.
Семеро братьев умудрились когда-то выдать её, шестнадцатилетнюю, за старика, позарившись на его хозяйство и большой дом. «И пошёл дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое…» Жизнь со стариком не сложилась, дети не родились, хозяйство конфисковали, и молодая вдова коротала век одна-одинёшенька.
