Поскольку самой книге не удавалось приписать недосмотров или ошибок, то есть в научном плане ее нельзя было ни опровергнуть, ни замолчать, и она, кроме того, получила быстрое распространение и удостоилась позитивного внимания, этим кругам оставался лишь один выход, который всегда более всего соответствовал их менталитету, — путь личного шельмования и насильственного подавления. Была развернута политико-пропагандистская акция такого рода, прецедента которой еще поискать — по крайней мере, в свободном конституционном государстве. После идеологической подготовки в соответствующих газетах («TAZ», «Konkret», «Zeit» и т. п.) депутаты фракции «Союз 90 / Зеленые» по договоренности с социал-демократическими депутатами и при их поддержке 28 февраля 1996 г. в час вопросов германского Бундестага направили в связи с книгой «Сталинская истребительная война» не менее шести провокационных запросов и 14 дополнительных вопросов по адресу Федерального правительства, которое вообще не ведает сферой исторической науки. «С большой въедливостью», как писал внимательный наблюдатель, спрашивающие требовали детальных ответов и затем даже домогались служебно-правовых мер против автора и других лиц. На этот час, как сообщила печать, пленарное заседание парламента было «преобразовано» в инквизиционный трибунал против отсутствующего историка.
Естественно, одновременно с книгой мишенью должен был явиться здесь сам Бундесвер. Кампания, еще поддержанная различными подстрекательскими статьями той же тональности, нашла свое продолжение в письменном запросе, опять же состоявшем из 18 отдельных вопросов, пяти поименно названных, однако некомпетентных в научном плане депутатов Бундестага (Бунтенбах, Бек, Нахтвай, Фишер, Мюллер) и фракции «Союз 90 / Зеленые» Федеральному правительству от 13 сентября 1996 г., из которого, правда, вытекало, что они вообще не читали книгу и, тем более, не поняли ее смысла. Поэтому они обосновывали свои утверждения лишь полемическими выпадами левой печати. Но при всем доносительском рвении эти депутаты примечательным образом вынуждены были указать на «большое общественное воздействие публикации Гофмана» и тем самым признать, что книга получила неожиданное распространение.
Акция, запущенная с таким большим шумом и усилиями, которая дает ясно понять, как, согласно воле этих сил, должны обстоять дела со свободой науки в Германии, увенчалась жалкой неудачей. Ведь даже в Германии дело еще не дошло до того, чтобы функционеры и товарищи члены политических партий определяли, какие темы и в каких «терминах и значениях» должен исследовать историк и к каким научным результатам ему следует приходить. Пока что основополагающее право на свободную научную деятельность, имеющее высокий конституционный ранг, не подчиняется произволу агрессивного обскурантизма.
