Вот что пишет о социальной организации ванов-вятичей персидский автор Ибн-Русте, писавший, впрочем, на арабском языке:
«Глава их, которого они называют «главою глав», зовется у них «свиет-малик». И он выше супанеджа, а супанедж является его наместником. Царь этот имеет верховых лошадей и не имеет иной пищи, кроме кобыльего молока. Есть у него прекрасные прочные и драгоценные кольчуги».
Интересен термин «свиет-малик». В титуле легко узнать привычное русское сочетание «светлый князь». Слово «свет» писалось через «ять», и персидский автор вполне точно передает звучание «ять» дифтонгом «ие». Малик — князь. Почему же в земле вятичей в отличие от Киевской Руси использовали титул «малик»? Может быть, это позднее восточное влияние? Или персидский автор использует хорошо известное ему слово вместо русского или славянского «князь»? Ни то, ни другое. Ответ на этот вопрос может дать изучение исторических корней ванов-вятичей. В Закавказье этот титул известен, начиная с эпохи Ассирии. Он был составной частью полного имени Адармалика, оспаривавшего право на трон своего брата Асаргаддона. (Мещанинов И. И. «Халдоведение. История древнего Вана». Баку, 1927, с. 48).
На первой своей родине ваны использовали клинопись ассирийцев, сохраняя свой язык. Ясно, что из-за того, что чужие знаки для письма использовались для записи слов на другом языке, до сих пор звучание многих ванских слов воспроизводится неверно. Однако использование царских титулов по образцу могущественного соседа налицо. «Свет-малик» вятичей лишний раз напоминает об этом — и вместе с тем о тысячелетней истории этого племенного союза еще до образования Киевской Руси.
«Особое внимание должна привлечь титулатура царя вятичей и организация власти, — отмечает Б. А. Рыбаков («Киевская Русь и русские княжества». М., 1982, с. 275). — Неясным пока остается титул второго лица после «царя» — так называемого супанеджа. Переводили его как «жупан», но теперь выясняется, что буквы в этом испорченном слове могут читаться по-разному…По своему значению это слово может обозначать наместника, посадника, воеводу, мажордома».
Замечание Б. А. Рыбакова в целом справедливо, титул неясен. И, конечно же, тот простой ключ, который доныне открывал все двери в славянское прошлое и три незатейливых слова — «жупан», «смерд», «квас» — тут явно не подходят. Ибо они не дают выйти славянской и русской истории за тесные рамки автохтонизма, неверного как принцип в применении ни к одному народу Европы, и не дают ей подняться с прокрустова ложа, изголовьем которого служит девятый век нашей эры с его первым упоминанием Руси в летописи и сама урезанная византийскими выучениками летопись.
