Томас подошел к дивану и протянул Элис платок с засохшими пятнами краски, но она оттолкнула его руку и заморгала, стараясь не расплакаться. Томас усмехнулся. При мысли, что он над ней смеется, Элис пришла в ярость и начала что-то бормотать. Но тут он поддел пальцем ее подбородок и повернул к себе ее лицо.
Воздух в комнате потеплел. Элис вздрогнула от стука собственного сердца, такого явного и громкого в ее ушах. Как он мог не слышать? Стук этот заглушал Воробушка, ее слова, ее меланхоличный стон. Комната заплясала у Элис перед глазами, во рту пересохло. Она не могла набрать в легкие достаточно воздуха. Вскоре она уже ловила его ртом как рыба на мелководье. Ее взгляд метнулся от ног Томаса к его манжету, потом к игле фонографа, мягко прыгающей по пластинке. Кожа горела. Ничего не поделаешь. Она должна была посмотреть на Томаса, и, когда она это сделала, шутливое раскаяние в его взгляде сменилось тревогой, а потом пониманием. Ее лицо вспыхнуло.
Томас убрал руку и отступил, изучая пол под ногами. Потом снова посмотрел на Элис:
– Хорошо. С этой минуты оборот «не по годам развитая барышня» исключается из моего лексикона. Я прощен?
Он состроил гримасу и сложил руки, как будто молился.
Томас добродушно подшучивал над ней или же пытался ее развеселить. Вселенная встала на место с такой же стремительностью, с какой пару мгновений назад ее сорвали с оси. Он сожалел, что оскорбил ее чувства. Он хотел, чтобы его простили. Осознание собственной власти пробежало по ней слабым разрядом.
– Да. Я тебя прощаю. И потом, если спросить твоих родителей, они наверняка скажут, что ты сам еще не слишком взрослый. Не может быть, чтобы ты был гораздо старше меня, Томас.
На этот раз он не улыбнулся.
– Ухищрения тебе не к лицу, Элис, и я надеюсь, что с возрастом ты к ним не пристрастишься. Если хочешь узнать, сколько мне лет, просто спроси. Впрочем, злоупотреблять такими вопросами я бы не советовал. Большинство людей на них обижаются. К счастью, я не большинство, – он поклонился в пояс. – Мне двадцать восемь. Я старше тебя на целую вечность. Древний старец.
– Ты не похож на старца.
– Тем не менее, это так. Я родился старым. Мать как-то говорила, что я с самого рождения выглядел сварливым старикашкой: сморщенное, как чернослив, лицо, слезящиеся глаза. Слышала выражение «старая душа»? Я родился с головой, полной чужих несбывшихся мечтаний, и сердцем, полным чужих воспоминаний. Тут, наверное, ничего не попишешь. Хотя, знай я, что так выйдет, предпочел бы выбирать, чьи воспоминания и сердечные раны на себе таскать, – он посмотрел на Элис. – А ты? Наверное, как и большинство людей в твоем возрасте, мечтаешь поскорее вырасти?
