– Поддерживаю, – согласился Геральд.
***
Несколько часов блужданий по городу не прошли бесследно. Ноги устали, а желудок
урчал. Да и шли все это время молча. Анфиса пыталась завести разговор, но Лил отделывался
короткими дежурными фразами и умолкал.
– Нет! Так дело не пойдет, – наконец не выдержала она. – Надо хотя бы поесть.
Надежда на то, что сытый мужчина будет более разговорчив не покидала, а раз так, то
на худой конец и пирожок ему скормить можно.
Метаморф равнодушно пожал плечами.
– Мы могли бы куда-нибудь зайти, – продолжала попытки расшевелить собеседника
девушка. – Чешуйке тоже поесть не мешало бы. Одной пластмассой она сыта не будет.
– Хорошо, – сдался Лил. – Только местных денег у нас нет, а расплачиваться магией
чревато. Привлечем ненужное внимание.
– Не надо магией, – поспешила успокоить пираманка. – Пойдем ко мне домой. Мама
должна быть дома, она накормит.
Подписывая когда-то договор с Академией, в пункте о родителях Фиса специально
попросила не пугать предков исчезновением дочурки. По официальной версии: бывшая готесса
выиграла гринкард и укатила жить в США. Папа с мамой, конечно, переживали, но от
импульсивной доченьки каждую неделю приходили письма, фотографии и один раз даже
денежный перевод. Как объясняла при поступлении Троя, специально для этого во Внешнем мире
работали маги-аналитики, грамотно прикрывающие отсутствие иномирян.
Уже на подходе к старенькой пятиэтажке от коляски избавились, а карапуза-Чешуйку
превратили в упитанную французскую бульдожку на поводке. Тогда же метаморф снял с себя и
фрейлины маскировку.
– А как ты меня представишь? – поинтересовался маг.
Сейчас он принял свою настоящую внешность, только наряд сменил на более
тривиальный – кроссовки, темные джинсы, полурасстегнутая ветровка из-под которой виднелась
белая футболка.
– Друг, – удивилась такому вопросу девушка. – Скажу, что вместе путешествуем.
– Не боишься, что тебе зададут десяток вопросов, на которые нет ответов?
– Боюсь, – призналась Фиса. – Но продолжаю надеяться на природную
сообразительность и смекалку.
Они уже приближались к подъезду, когда со стороны донесся оклик:
– Белова! Ты ли это?
От голоса Анфиса вздрогнула. По ее лицу пробежала гримаса неприязни, которую она
тут же задавила, оборачиваясь к позвавшему.
На дорожке у дома стоял высокий мрачный парень, лет двадцати пяти. Он был облачен
в длинный черный плащ с кучей металлических заклепок, гроздь цепей свисала с его ремня, а
тяжелые армейские ботинки поражали мощной подошвой. Руки молодого человека были унизаны
