Наконец, нас всех вывезли в коридор. Из всех палат. И малышей, и старшеклассников.
Кровати выстроились вдоль стен в длинный ряд.
Каждая палата приготовила свои номера для большого концерта.
Вот и командир, улыбаясь, прошел по проходу. Он был еще не очень старый и немного прихрамывал. Вот он встал в конце коридора, где пальма распушила листья под большим портретом Сталина. Рядом с командиром встали доктор Ваграм Петрович, все врачи, сестры и нянечки. Воспитательницы, волнуясь, бегали вокруг наших кроватей.
Конечно, я плохо помню, что было на том концерте. Помню только, как мы волновались и ждали, когда придет наша очередь. Под простынями мы прятали свои маки и боялись их измять. Песня о маках должна была завершать концерт.
Наша воспитательница тревожилась, как бы Тайка не перепутала: надо было поднести букет маков сначала к портрету товарища Сталина, а потом — отдать командиру, потому что он защищал нас от немцев.
И пришел долгожданный момент, когда ударили наши бубны и трензеля, запели губные гармошки, и мы начали:
Вот какие маки!
Вот какие маки!
Красные, большие
В поле расцвели!
Мы постепенно поднимали руки с цветками, и в коридоре становилось все веселее, краснее, и наши голоса крепли:
Налетает ветер,
Налетает ветер,
Тоненькие стебли
Гнет он до земли...
Мы стали размахивать маками, получилось поле маков, волнующихся под ветром.
Воодушевленные, мы продолжали:
Маленькая Майка
Вышла на лужайку...
Из-за кроватей вышла, стуча костылями, Тайка. Она начала собирать цветы, и пока она обходила кровати, мы все повторяли, как застрявшая пластинка:
Маленькая Майка,
Вышла на лужайку.
Маленькая Майка
Вышла на лужайку.
Вот Тайка доковыляла до последней в ряду кровати и «сорвала» последний цветок.
Букет скрывал ее лицо и едва помещался у нее в руке. Ей пришлось теперь идти на одном костыле. Зато цветы очень красиво колыхались от ее неровной походки.
А мы, торжествуя, с силой ударили свободными теперь руками в бубны и трензеля и грянули:
Сталину родному
Собрала букет!
Тайкин костыль, прислоненный к чьей-то кровати, поехал по скользкому полу и с грохотом упал. Но она даже не оглянулась и подошла к портрету Сталина, опираясь на оставшийся костыль и крепко прижимая к себе проволочные стебли наших маков.
Она отдала костыль нянечке, которая стояла к ней ближе всех, обеими руками, покачнувшись, протянула букет портрету. Мы дружно повторили:
Сталину родному
Собрала букет!
Тайка стояла, не шаталась, и мы загремели хором:
