-Боже милосердный, - пробормотал отец Берн, неистово крестясь.
Доктор Кислинг схватился руками за волосы, издал глухой стон.
-Какая беда, - пробормотал он. – Ах, какая беда.
Бальтазар шмыгнул носом.
-Примите мои глубочайшие соболезнования…
-Соболезнования?! – доктор Кислинг с такой яростью обернулся к Монтегу, что попятился не только сам староста, но и его спутник-великан. – Вы говорите – соболезнования? Мы видим перед собой труп молодого, сильного парня, и вы предъявляете соболезнования? Я хочу знать – почему скончался мой слуга! В первую же ночь по приезду в вашу деревню.
-Доктор, взгляните, - подал голос Бальтазар.
У левой руки Штефана лежала опрокинутая деревянная кружка, из которой вытекла какая-то жидкость, иссохшая на полу до желтой корочки. Бальтазар поднял кружку. Доктор Кислинг забыл про препирательства с Монтегом и шагнул к коллеге.
-Что это, Клаус?
Молодой человек понюхал кружку.
-Это медовуха, доктор.
-Медовуха?
Доктор также понюхал кружку.
-Действительно, медовуха.
Магистр поднял глаза и посмотрел на отца Берна.
-Преподобный, вчера ночью вы провожали моего слугу на конюшню?
Святой отец негромко ответил:
-Совершенно верно. Но, когда я оставил бедного юношу, он был жив-здоров, и медовухи при нем не было.
Господин Кислинг на мгновение задержал глаза на отце Берне, затем повернулся к Бальтазару. Молодой человек уже приготовил для старшего коллеги новое дельное предложение.
-Доктор, надо бы перевернуть Штефана на спину.
Магистр кивнул и шагнул к покойнику.
-Постойте, господа, - подал голос Монтег. – Поберегите свои жилы. Остап сделает это гораздо быстрее.
Великан, наклонившись, вошел в денник, отодвинул в сторону Бальтазара, и, подсунув огромные ладони под бок Штефана, одним рывком перевернул покойника на спину.
Доктор Кислинг издал звук, похожий на короткий рык курцхаара; Бальтазар вздрогнул всем телом; отец Берн перекрестился; на лицо старосты набежала тень. Лишь великан Остап остался совершенно невозмутимым.
Горло Штефана было аккуратно перерезано, очень низко, почти у ключичной впадины. Но не это было самым пугающим. Главное, что вывело из равновесия уважаемых джентльменов: посеревшее лицо несчастного кучера и выражение ужаса, навсегда отпечатавшееся на нем.
