— Разве так читают коран?
Сулейман умолк; горестная весть о гибели Халила и Абасгулубека, с которой он не мог смириться, и все напряжение последних суток вдруг выплеснулись наружу, он всхлипнул, и плечи его затряслись от долго сдерживаемых рыданий. Кербалай тоже поднес руку к глазам.
— Да смилостивится над ними аллах. Продолжай...
Сулейман даже забыл вынуть платок. Стал читать. Его голос, напоминающий голоса певцов мугама, заполнил комнату, словно дом захлестнуло желтой морской волной. Кербалай плыл в этой воде; порой он глотал воду, захлебывался, но выплыть из этого моря не желал.
***
...Из комнаты вынесли ковер, — Худагулу будет петь, прохаживаясь по комнате.
Ашуг закатал рукава, снял папаху, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, прижал к груди саз, стал настраивать его. Вдруг струны словно ожили, отрывистые звуки сложились в мелодию. Он приблизился к Гамло, сидевшему в верхнем конце комнаты, величественному, как будда. Но когда он запел, его голос оказался ниже той ноты, которую он взял на сазе.
Нет печалей у Кёр-оглу,
Отовсюду несут ему дань...
Худагулу резким движением опустил саз, поклонился и, выпрямившись, оказался спиной к Гамло.
Гамло потемнел от злобы: «Сукин сын, я ему покажу Кёр-оглу. Я сказал одно, а он поет другое...»
Папаха Абасгулубека покоилась на его колене. Свет лампы, висевшей на стене, падал на звездочку на папахе и отражался от нее пучком красного цвета. Худагулу, пританцовывая, дошел до двери, повернулся, поднял руку и, глядя на Гамло, вновь запел: «Нет печалей у Гамло...» На лице Гамло появилась довольная, умиротворенная улыбка. Худагулу повторил еще более громким, высоким голосом:
Нет печалей у Гамло...
Отовсюду несут ему дань...
От непривычно громкого пения у него запершило в горле. Ашуг сел, положил, рядом саз, прикрыл рукой рот, стараясь задержать начавшийся приступ кашля.
— Выведите его во двор! А то умрет! Поглядите на нашего соловья! Только раскрыл рот...
Двое подхватили его под руки. Выволокли во двор. Саз остался лежать на полу. Его задели ногой, и струны издали жалобный стон.
И тут произошло неожиданное. Кто-то ворвался в комнату, поднял саз и бросился к Гамло. Не сознавая происходящего, Гамло выхватил пистолет и в ту же минуту узнал Кербалая. Кербалай размахнулся, но не попал, — его ближайший сообщник успел увернуться, конус саза разлетелся на равные, как дольки дыни, куски.
Кербалай стоял, держа в руке то, что осталось от саза, и, казалось, готов был перебить всех сидящих в комнате.
