Григорий лёг в эту ночь в одежде и при оружии. И когда сквозь чуткую дремоту донеслись до его слуха отдалённые крики и звон оружия, Григорий осторожно, чтобы не разбудить князя, вышел из избы. С крылечка виден был сквозь деревья свет берестяных факелов. Настасьин сел на коня. Начальник стражи послал с ним одного из воинов.
Ехать пришлось недолго. Густой, частый лес преграждал дорогу всадникам. Они спешились, привязали коней и пошли прямо на свет. Уж попахивало горьким дымком. Лязг и звон оружия и крики боевой схватки слышались совсем близко.
Но когда Настасьин и сопровождавший его воин продрались наконец сквозь лесную чащу и выбежали на озарённую багровым светом поляну, то всё уже было кончено. Сопротивление татарского отряда прекратилось. Захваченные в плен каратели сгрудились, окружённые мужиками, и похожи были на отару[11] испуганных овец.
Один только их предводитель глядел на русских гордо и озлобленно. Это был молодой, надменный, с жирным, лоснящимся лицом татарин в роскошной одежде. Но оружие у него было уже отнято и валялось в общей куче при дороге. Рядом лежали груды награбленных татарами драгоценностей.
Из татарского отряда было убито несколько человек. Но и из нападавших гасиловцев один рослый и могучий парень лежал навзничь, раскинув руки и без сознания. На голове у него сквозь русые кудри виднелся тёмный кровоподтёк.
Настасьин, едва только оглядел место боя, сразу же быстрым шагом подошёл к поверженному воину и опустился возле него на колени.
Старик Гасило молча посмотрел на княжего лекаря и затем властно приказал:
— Огня дайте поближе… боярину!
Один из лесных бойцов тотчас же подбежал с пылающим факелом и стал светить Настасьину. Григорий взял безжизненно лежавшую могучую руку молодого воина и нащупал пульс.
— Жив, — сказал он. — Только зашиблен. Надо кровь пустить, а то худо будет.
С этими словами он поднялся на ноги и направился к своему коню. Здесь он раскрыл свои заседельные кожаные сумки и достал узенький ножичек в кожаном чехле.
Снова склонился над бесчувственным телом воина. У того кровавая пена стала выступать на губах. Грудь вздымалась с хриплым и тяжёлым дыханием…
Теперь все, кто стоял на поляне, даже и пленные татары, смотрели на Григория.
Настасьин обнажил выше локтя мощную руку воина, перетянул тесьмой предплечье — синие кровеносные жилы взбухли на руке.
Григорий вынул из чехла узенький ножичек и одним неуловимым движением проколол набухшую вену. Показалась кровь… Он подставил под струйку крови бронзовую чашечку. Кто-то из воинов удивился этому.
