— Мы часто, господин комиссар, вечерами поднимаем вопрос о прогулке по городу и даже за город, — говорил мне доктор Боткин, рассказывая о том, как проводятся длинные вечера в доме губернатора.
— У нас еще не кончено дело с хождением в церковь. Вы знаете, с чем это сопряжено, — отвечаю я.
— Мне кажется, ваши опасения напрасны. Даже мысли о побеге не может быть у их величеств… — Боткин всегда величал так бывшую царицу.
— Меньше всего я этого опасаюсь, — возражаю я. — Есть много других причин, да и права на это мне не дано.
— Тогда я сам буду ходатайствовать пред Временным правительством.
— Я не протестую. Хлопочите.
Через несколько дней меня просит к себе бывший царь. Являюсь. Он извиняется за беспокойство:
— Я хотел бы просить вас разрешить осмотреть город. Чего вы боитесь за нас?
— Я не имею на это разрешения от Временного правительства. Кроме того, есть и другие причины…
— Когда же оно будет? Нам интересно посмотреть город, церкви. Город старинный, исторический.
Вы здесь были, кажется? спросил я.
— Проездом… Несколько часов, — как-то неохотно ответил бывший царь.
Лично я ничего не имел против удовлетворения просьбы бывшего царя посмотреть город, но, во-первых, инструкция, данная мне Временным правительством, а во-вторых, складывающиеся условия — а это было самое главное препятствие — всего более отнимали эту возможность. Что-то грозное надвигалось на Россию после истории с генералом Корниловым. Русская революция вступала в новую фазу…
По инструкции Временного правительства вся корреспонденция бывшего царя, его семьи и свиты должна была проходить через меня. Признаюсь — обязанность весьма неприятная и даже противная. Дело в том, что российские «патриоты» полагали, очевидно, что все их письма, адресованные на имя членов бывшей царской семьи, как бы похабно ни было их содержание, непременно попадут адресатам. Никогда в жизни не приходилось мне читать такие отвратительные порнографические письма, как в это время. И вся эта мерзость адресовалась или на имя Александры Федоровны, или на имя Николая II. Некоторые письма с порнографическими грязными рисунками, грубыми до безобразия, я сдал полковнику Кобылинскому. Я сказал, что письма — российских «патриотов», ибо я глубоко уверен, что многие из авторов этих писем до переворота, когда Николай II был еще всемогущ, готовы были пресмыкаться перед ним и его семьей, а теперь сочиняют такие отвратительные анонимные письма, думая, что это очень хорошо и остроумно. Было много писем, заклеенных в революционных красных конвертах с революционным девизом «Да здравствует русская революция». Все письма — а их часто было очень много — приходилось тщательно просматривать и бросать в печку, немало получалось и писем угрожающего характера. Даже в Америке нашлись такие писатели, и оттуда приходили письма на английском языке на имя дочерей бывшего царя с предложениями… Иногда такого рода писем получалось так много, что целое утро, тратилось на эту мерзость.
