Нумерос 78 | страница 37



— Не то слово, Куросаки-сама. Сразу видно — работа настоящего мастера!

Толика восхищения в моем голосе угодила точно по адресу. Ишшин буквально на глазах расцвел и раздулся от отцовской гордости. Теперь, контрольный…

— Такие, как они, наверное, могут быть только плодом истинной любви между настоящим мужчиной и прекраснейшей женщиной!

Эк, меня понесло, но нужный эффект достигнут вполне удачно. Сурово шмыгнув носом, Ишшин смахнул ребром ладони выступившие слезы.

— Куросаки-сама, а вообще, я за мандаринами пришел…

Шинигами, столь бесцеремонно вырванный из собственных мыслей, продемонстрировал мне тормозящую физиономию модели «Ичиго Куросаки, альфа-версия».

— За мандаринами? А! Так это твои, — ответом мне была очередная кривоватая ухмылка. — А я-то все думаю, что за бред… Пришел Ичиго под полночь, приволок эту авоську, оставил на столе в кухне и велел никому не трогать. За ней, мол, кто-то придет.

— А я не говорил, что мое полное имя Шайтано Мол Кто-то Нацу?

Ишшин громко хмыкнул.

— Ладно, раз выяснилось, что ты по делу, то забирай свои цитрусы. Только одно скажи, с какого ты вообще их впарил моему балбесу?

— Ну, — мне оставалось лишь пожать плечами, — так получилось. Больше было некому.

Несмотря на то, что Ишшин вроде как выдал мне карт-бланш на перемещение туда и обратно, тяжелый взгляд шинигами неотступно сверлил мне спину всю ту минуту, что ушла на выполнение квеста по поиску авоськи в полутемной кухне.

— Куросаки-сама, а я тут подумал… Вам помощь в работе клиники не нужна?

— Помощь? От пустого?

— Ага, — я вообще-то уже почти ушел и стоял буквально в дверях, но удержаться так и не хватило сил. — Меня ж никто не видит из смертных. И вот, допустим, идет себе человек в двух кварталах от вашей больнички. Оп, поскользнулся, упал, закрытый перелом. Потерял сознание, очнулся — гипс и душевная улыбка доктора Куросаки. И счет за услуги!

Судя по поджатым губам и глазам, устремленным к потолку, Ишшин всерьез задумался. Но, похоже, Великая Жаба владела его душой куда меньше, чем у Урахары.

— Не-е-е, так нельзя, Нацу-кун.

— Почему?

— Клятва Гиппократа. «Не навреди»!

— Так, Куросаки-сама, я ж из команды плохих парней! Мне ж можно!

— Нацу-кун, — взгляд Ишшина стал очень недобрым. — Даже и не пытайся.

— Но отблагодарить-то вас как-то за гостеприимство я должен?

— Нацу-кун… Узнаю что — в фундамент замурую…

Мда, и Тессая сверху печать влепить попросит. С этого станется.

— Как скажите, Куросаки-сама! Привет, Ичи-куну!