.
– Тебя не убили, – прошептала журналистка. – Ты притворился. Ради нас.
Изловчившись, она высвободила руку, сорвала со своего противника маску и увидела перед собой отмеченное двумя шрамами, бородатое лицо их проводника, Джеррода Спайсера.
– Черт, Джеррод! – вырвалось у Айзеи.
– Ты с ними?! – изумился Лоренс.
– Она узнала меня по глазам! И что нам теперь делать? – раздраженно крикнул Спайсер и поднялся.
– Ты сам допускал такую возможность, – пожал плечами Айзея. – Мы знали…
– Слишком многое пошло не так, как ты говорил. Почему бы тебе самому не снять…
Айзея отступил на шаг от Лоренса и стащил свою маску.
– Доволен?
В свете налобного фонаря Эбигейл увидела гладко выбритое лицо тридцатилетнего чернокожего мужчины, которое при иных обстоятельствах сочла бы на редкость красивым. Все его черты сошлись в идеальных пропорциях: выдающиеся скулы, пронзительные, охряного цвета глаза, ямочки на щеках, появлявшиеся вместе с широкой, злобной улыбкой…
Джеррод в это время поднял маску на лице Стю. Первым, что увидела Фостер, были завитки черных курчавых волос, потом появилась недельной давности щетина, тонкие губы и запавшие, покрасневшие глаза, печальней которых она еще не встречала. Симпатичное когда-то, это лицо стало жертвой монстра, пожиравшего его изнутри, высасывавшего жизненные соки и истончившего его до хрупкого основания.
Спайсер отвел Айзею к окну. Стю, поднявшись с пола, присоединился к ним. Пока троица перешептывалась, Эбигейл смотрела на отца. Дрожащий, тот стоял у стены и плакал – темные струйки стекали по его щекам к бороде, и на полу, под ботинками, собралась небольшая лужица, отчего казалось, что плачет он кровавыми слезами. Затем, сделав над собой усилие, Лоренс наконец произнес:
– Есть еще одно место.
Троица прекратила совещаться. Айзея вернулся к профессору и снова прижал его к стене.
– Ларри, умоляю, ради собственного же блага, не играй со мной!
Все вернулись к лестнице.
– Что здесь? – спросил Айзея, когда они поднялись на второй пролет.
– Комнаты прислуги, – ответил Кендал.
Третий уровень пострадал от стихии больше первого и второго. Остроконечная крыша западного крыла провалилась, и в свете фонарей порхали падающие сверху снежинки.
– Надо подняться еще выше, – сказал Лоренс.
Ступеньки скрипели и прогибались под ногами.
До купола Эбигейл опять добралась третьей по счету. Луч фонаря пробежал по пустым полкам, книги с которых давно исчезли, то ли унесенные вандалами, то ли распавшиеся под действием времени и сырости на клочки кожи и бумаги и комочки клея. На полу лежали останки двух кресел и софы, а два камина наполовину развалились. Подойдя к провалу в центре пола, журналистка посмотрела вниз – луч фонаря достал до нижнего уровня.
