– Извините, но и вы поймите меня, – развел руками Кендал. – Меня, наверное, тысячу раз спрашивали, что случилось с Абандоном, а я просто не знаю ответа. Кое-кто – есть такие чокнутые – считает, что всех жителей города похитили инопланетяне или же там произошло нечто сверхъестественное.
– А как насчет вируса? – спросила Джун.
– Этого добра и в девяностые годы девятнадцатого века хватало, но отравление свинцом представляло для жителей Абандона куда большую угрозу, чем какая-либо эпидемия, учитывая тот факт, что источники их питьевой воды находились в тех горах. Однако даже если допустить, что город стал жертвой некоего супервируса, остается вопрос: а где останки? При отсутствии костей нетрудно понять, как у кого-то появляются сверхъестественные объяснения.
– Даже у вас? – спросил Эммет.
– Сказать по правде, своя теория у меня есть, но я ни с кем ею не делился и делать этого не планирую.
Скотт поднялся, снял висевший на дереве мешок с водой и залил костер.
Угли зашипели, клубы пара взметнулись вверх, и воздух тут же дохнул холодком.
– Извините, но завтра рано вставать, – обратился проводник к своим подопечным.
Все пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по палаткам. Остались только Лоренс и Эбигейл. Потом, заметив, что никого уже нет, она тоже поднялась.
– Спокойной ночи.
Глядя на последний тлеющий уголек, Кендал поскреб седую бороду.
– Посиди со мной немного, – не поднимая головы, попросил он.
– Я бы посидела, правда, но устала и уже замерзла.
– Эбигейл…
– Что?
– Я только хотел…
– Знаю. Но прямо сейчас я не могу, понимаешь? Не готова.
Полянка, на которой расположился лагерь, находилась футах в пятидесяти от опушки. Фостер хотела было отойти по малой нужде, но перспектива садиться на корточки где-то там, в темноте, представлялась ей еще менее привлекательной, чем вариант с переполненным мочевым пузырем. Она забралась в свою одноместную палатку, заползла в холодный спальный мешок, свернулась калачиком, застегнула «молнию» и собрала в хвост длинные черные волосы. От них воняло древесным дымом. Даже короткой прогулки от костра до палатки хватило, чтобы у журналистки участился пульс, и теперь в висках у нее гулко стучало. Но потом сердце успокоилось, и наступила тишина. В Нью-Йорке, даже по уик-эндам, когда она лежала в постели в своей студии, в тишине обязательно присутствовали звуки – вой сирен, шум центрального отопления, гул холодильника… Здесь же тишина была полной, абсолютной, как вакуум. И от этого девушке было не по себе.
