– Я не всесилен! – возмутился Александр Павлович. – Я не имею доступа к эвакуационным потокам и даже понятия не имею, кто этим занимается. Беженцев принимает вся страна.
– Вся страна нам без надобности. Нам – в Омскую область.
– Повторяю еще раз, бестолковая ты голова…
– Ежили со мной что случится, – перебила Марфа, – то в Погорелове Парася, она присмотрит за детками.
– Как с тобой случится? – растерялся Камышин. – Ты это брось! С тобой ничего не может случиться! – рывком крепко прижал ее к себе.
В его объятиях не было ничего амурного, похотливого, лишь острый страх за нее. Марфа в ответ легонько, с благодарностью погладила его по спине. Она тоже ведь не железная, ей тоже сочувствия, пусть граммулечки, хочется.
Про то, что она железная, Александр Павлович и заговорил. Он был на полголовы ниже Марфы, твердил, уткнувшись ей в шею, замотанную платком.
– Ты у меня стойкая! Когда другие ломаются, ты только гнешься. Настоящая русская женщина!
– Сибирячка, – поправила его Марфа, освобождаясь из объятий.
Камышин хмыкнул ласково-насмешливо.
Марфе был чужд шовинизм, все национальности для нее были равны. Кроме сибиряков. Они – особняком. Все народности по одну сторону, сибиряки – по другую. Поэтому Марфе не нравилось, когда ее причисляли к русским бабам.
– Ты русская женщина в квадрате, – улыбнулся Камышин.
– Где-где?
– В квадрате – значит, во много раз более… ух! – Он потряс в воздухе кулаками.
– Хоть круглая, хоть квадратная, а ехать нам надо домой, к Парасеньке, ей одной доверюсь.
– Но я не господь бог!
– Бог бумажек не пишет и печати на них не шлепает. А вы, помнится, золовке моей Нюране таких хороших бумажек наделали, что она до Курска доехала, в институт поступила и теперь доктор практикующий.
– Было другое время, а бумажки те – филькина грамота.
– Время другое, а к документам с печатями и подписями почтение не померкло.
– В этом я с тобой соглашусь.
Перед отъездом Настя сожгла в печке свой дневник. Не только потому, что там описывалось, как Марфа убила мужа. Есть испытания, о которых нужно забыть, чтобы двигаться дальше. Не рассказывать о них, гнать из памяти, как выйти из тьмы к свету, из ада – на волю. Пережившие ад стараются не ворошить прошлое.
Камышин выправил «Предписание следования» с настоящими подписями и печатями. Ставившие подписи руководители честно предупреждали, что сей документ приказного характера не имеет. До Урала и за Уралом будет много начальников, в чьей законной воле не брать «Предписание» в расчет. Железная дорога работает с колоссальными перегрузками.
