Каждый год я получаю после 10 октября письма с этими прочерками. Пожалуй, связка этих писем — единственная вещь, которой я суеверно дорожу.
Если не считать этой трагедии вещью существенной. Да, вот именно. Если считать смерть любимого человека моей сестры малозначимым эпизодом детства, то само это наше детство было вполне счастливым. Я рисовал для сестры гербарий полевых цветов. И до сих пор 128 листов плотной хлопковой бумаги, разрисованных пером и акварелью, лежат в трёх коричневых папках между «Приключениями шевалье де Арсенвиля, друга амазонок», банкой из-под пороха и тяжелыми холщовыми мешочками с дробью. Это 128 листов историй о моей сестре. Это рисунок подорожника ланцетовидного, где также видна её голова в панаме с орлиным пером. Это рассказ о вытаскивании белых лилий из пруда. Ловля пчёл на мёд возле цветущей вишни, заваривание чая из боярышника, подробный рисунок цикуты с пожеланием скорейшей смерти всем нашим врагам. На каждом листе она умудрялась карандашом пририсовать десятка полтора жуков, сороконожек и гусениц самого неправдоподобного вида с приписанными аккуратным почерком такими же достоверными латинскими их названиями. Отдельные восемь листов были посвящены грибам. Десять листов с изображениями карася, линя, налима, пескаря, плотвы, щуки, окуня, голавля, ерша и пиявки не сохранились, и кажется, были похищены кем-то из моих приятелей-рыболовов.
Мы плавали на лодке по реке, ловили цыплят корзинкой, строили шалаш на дереве и трижды заблудились в лесу так, что приходилось ночевать в незнакомых деревнях у незнакомых людей, которые на следующий день возвращали нас в поместье. Мы разводили костры и чуть не сожгли дом, сестра постригла себе волосы и ходила с короткой стрижкой, пока волосы снова не отросли. Сестра сломала себе ключицу, когда упала с качелей, а меня укусил ёж. Так что всё было не так уж плохо. Я рисовал портреты сестры серебряным карандашом на бумаге, грунтованой квасцами с гуммиарабиком. Но это отдельная тема, к ней, может быть, мы ещё вернёмся позже.
Сейчас настало время рассказать про человека, которого можно было бы назвать нашим отчимом. Он появился значительно позже трагического исчезновения нашего настоящего отца, когда мы с сестрой уже успели привыкнуть к полной свободе одиночества. Этот человек пришел в наш дом во время дождя. Он сказал, что он наш отец и будет жить вместе с нами. Его категорическое заявление было явной грубой ложью. Успокаивало лишь то, что он не пытался придать своим словам хоть каплю правдоподобия. Не могу сказать, чтобы мы с сестрой как-то неслыханно обрадовались: мы привыкли жить вдвоём и никогда не задумывались о своем положении. Чёрные жесткие волосы на голове этого странного человека были мокрыми и торчали из-под мокрой треугольной шляпы. Руки его покрывала грубая шерсть. Гость был страшен, но пришлось пустить его в дом. Первое время наш нежданный фальшивый отец вёл себя сдержанно, и мы его терпели без особого напряжения. Но потом стало ясно, что вся наша жизнь испорчена его присутствием. Пребывание этого неприятного человека в волшебном поместье отравило всякую радость, угроза и опасность распространились вокруг. Он был как настороженный зверь. Он поселился в отдельном заброшенном флигеле, где мы раньше хранили удочки, вёсла и прочий необходимый инвентарь. Он мог не показываться нам на глаза целыми неделями, но напряженная тревога не исчезала даже в эти дни.
