— Надо быть осмотрительней, — сказал он. — Не знаешь, где и когда погибнешь. Положено бежать, стало быть, беги. Спасай свою шкуру.
Гэн–сан сказал это, кивая головой в такт словам, и ушел через заднюю калитку. «Что это он?» — опять подумал я и в смятении поднялся по лестнице.
Раздвинув фусума, я увидел вместо потолка как бы голубое полотнище. Приглядевшись, понял, что это небо. Круглое голубое небо с рваными краями, диаметром в один метр. Две квадратные доски тоскливо свисали по бокам дыры. Татами на полу были сплошь усыпаны мелкими осколками. Мне показалось, что я тихонько вскрикнул, но это был, скорее, вздох, который я произвел значительно раньше, чем удивился. Я приблизился к окну, чтобы позвать кого–нибудь, и вдруг, коснувшись рукой рамы, заметил над рукой острый, как толстая игла, отливающий серебром металлический осколок. Где–то в груди тоскливо заныло, будто разорвалось что–то. Я крикнул: «Гэн–сан!» Мне стало душно от атмосферы смерти, наполнявшей комнату, и я застыл в неподвижности.
Да, Гэн–сан был прав. Это был, несомненно, снаряд из автоматической пушки. Он пробил крышу, разнес доски потолка в мелкую щепу, усыпал все вокруг бесчисленными стальными осколками. Впившись в столбы, в татами, в стены, в чайный поднос, они холодно сверкали в лучах солнца, проникавших сквозь дыру на крыше.
Я стоял спиной к окну и молча оглядывал комнату, чтобы понять, что же все–таки произошло. Потом почему–то на цыпочках тихонько направился к стенному шкафу. На фусума, загораживавшей шкаф, виднелось три косых шрама, будто следы от острых когтей. Один из осколков, пробив край татами, лежавшего на полке, и оттого, видимо, замедлив свое падение, валялся на подушке, где я обычно сидел. Два других осколка глубоко впились в боковые доски шкафа. Я поднял холодный осколок, положил его на ладонь и сел на подушку, приняв обычную позу. «Что бы было, если бы я сидел вот так, как всегда?» — подумал я, и мурашки побежали по всему телу. Странное это было ощущение! Судя по следам, оставленным осколками на фусума, один из них пронзил бы мне левую сторону груди. Другой попал бы в пах с правой стороны, а третий, вероятно, рассек бы левую щеку и, проткнув, будто вертел, язык, наткнулся на зубы и застрял там. Некоторое время я сидел как во сне и представлял себе страшные картины.
В тот день я лишь по чистой случайности направился не во флигель, а в подвал высокого дома. И снаряд попал в мою комнату, по–видимому, тоже совершенно случайно. Не мог же летчик целить специально в меня, получив информацию о том, что именно в этом доме находится мальчик, который собирается стать в будущем способным офицером. Думаю, что и летчик был очень молод. Возможно даже, что это был его первый вылет. В первой же атаке он сбросил бомбу точно в цель и, удивляясь сам себе, со взволнованно бьющимся сердцем незаметно залетел в черту города, а после этого, думая о том, как теперь не спеша вернется на свой корабль, где приятели поднесут ему чарку вина и он съест гору сыру, самодовольно напевая, он нечаянно нажал на кнопку. Несомненно, так оно и было. Как если бы мы, выйдя на прогулку в веселом расположении духа и мысленно рисуя радужные замки в небесах, непроизвольно пнули бы ногой камешек на дороге.
