Они сумели запастись не только мукой, картофелем и луком — у них был небольшой запас масла и сахара, что казалось просто невероятной удачей. Летом во время коротких вылазок в город, Адам привез немного маргарина и консервов. За лето Ева приготовила немало пастилы, что весьма радовало Мэтью.
Неужели все действительно могло быть так просто, если рядом находилась женщина, способная поддержать, а не сбить с ног? Адам удивлялся тому, как сильно изменилась жизнь, когда Ева стала его законной женой. Какие-то решения она принимала, не советуясь с ним. В основном это были мелочи вроде покупки фруктов для пастилы или шитья одежды. Теперь он не был обязан думать обо всем сам — часть его забот взяла на себя Ева. Она сделала это без разговоров и жалоб — ей казалось, что это нечто само собой разумеющееся.
В эту зиму многие упущения прошлого года были сглажены. У детей по-прежнему не было сапог (из тех, что удалось раздобыть еще в Торонто, они уже выросли), но зато у них были теплые носки и джемперы. Каждый день Дебби и Мэтью ложились спать без страха перед завтрашним днем — они знали, что не останутся голодными. На кухне хранился небольшой полотняный мешочек, в котором лежали подорожник и тысячелистник — Ева собрала и засушила их на случай простуд и других болезней.
Ева и Дебби по-прежнему спали в одной кровати, а Мэтью и Адам делили разложенный диван. Поэтому чтобы побыть наедине, супругам приходилось выбираться из постелей и прокрадываться на кухню. Но растревоженный этой возней Мэтью всегда просыпался и шел следом за ними, а через некоторое время к ним присоединялась Дебби, и вместо того, чтобы говорить о своем и обниматься, Адам и Ева устраивали ночное чаепитие.
Им почти не удавалось побыть только вдвоем, а когда такие моменты все-таки выдавались, их прерывали уже через несколько минут. Поэтому, застав Еву в одиночестве одной январской ночью, Адам без раздумий крепко обнял ее и прижался губами к ее шее. Наверное, она вышла на кухню чтобы выпить воды или просто подумать о своем, но момент был слишком хорош для того чтобы упустить его.
Торопливые поцелуи и грубоватые ласки вели их все дальше, и совсем скоро они оказались прямо на полу. Лишь потом, остывая и отходя от лихорадочного жара, Адам почувствовал жгучий стыд за свою несдержанность. Ева лежала рядом с ним, и под ее спиной было только его старое пальто, которое они успели сбросить на пол. Она смотрела на него, и в синеватом полумраке ему казалось, что ее глаза совершенно черные, почти матовые — без блеска и выражения.
