Прошито насквозь. Рим. 1990 | страница 21
— Я не каждого вот так готова впустить в свой дом.
Адам кивнул:
— Значит, мне стоит осмотреться тут основательно? Твой дом — твоя душа.
— Тут ничего нет. Из живого только камера, телефон и книги.
— А ты?
— Я? Я не знаю, жива я или нет.
Уже позже, когда они лежали в постели, а ночь подглядывала в щель между занавесками, Ева повернулась к нему и призналась:
— В детстве со мной произошло несчастье. С тех пор я постоянно бегу, пытаясь убежать как можно дальше.
— Ты жила в другом городе?
— Нет, — она покачала головой — нет, я родилась здесь. Это квартира моих родителей. Они умерли два года назад — автокатастрофа. До их смерти я жила в комнате, которую снимала с другой девушкой, а потом переехала сюда. Это было так просто. Я бегу в другом смысле. Никогда не останавливаюсь и не задумываюсь. О многих вещах лучше не думать всерьез, иначе совсем сойдешь с ума.
— Но иногда остановки необходимы. Без них можно совершенно потерять себя, а это нам ни к чему. Без самого себя ты уже не сможешь продолжать жить.
Ева повернулась к нему и прошептала, словно открывая страшный секрет:
— Если говорить правду, то я — никто. Меня нет. Поэтому и бегу.
Он провел рукой по ее волосам и улыбнулся:
— А кого же я полюбил?
— Не знаю. Кого-то ты все же увидел в тот дождливый день, когда мы работали над этой трикотажной темой.
— Вряд ли я смогу дать этой женщине точное определение. Она есть, она реальна — можешь поверить. Но в то же время она эфемерна, словно, коснувшись ее, можно разрушить этот образ и уничтожить незримые границы, удерживающие ее на земле.
— Да ты поэт, — улыбнулась она.
Они не говорили о том несчастье, и он ни о чем ее не спрашивал. Именно поэтому через неделю она рискнула обо всем ему рассказать. Как водится — по телефону. Словно это был простой разговор о событиях прошедшего дня. Сырость продолжала пропитывать улицы, и она лежала на диване в небольшой гостиной, глядя на большой плакат, украшавший противоположную стену. Матовая поверхность, размеры полтора на полтора метра. Ночной город. Зачем она повесила себе на стену то, что можно увидеть за окном? И эта женщина называет себя фотографом.
Она никогда не бывала в его доме. Несколько раз он заводил об этом речь и приглашал к себе, но для нее это значило бы перейти некую черту и позволить себе погрузиться в их странные отношения с головой. Поэтому они ограничивались ежедневными звонками и редкими встречами, длившимися с вечера до нового рабочего дня.