Он только улыбнулся, а потом вытащил из кармана блокнот и попросил у одного из студентов ручку. Положил все это на стол перед ней и красноречиво повел бровями.
Дождь шел и потом — всю ночь и все утро. На работу идти было не нужно. Тесная квартира в такие дни казалась особенно уютной, и ей даже не хотелось никуда выходить. Потратить такой дождливый день на работу и суету — непростительное расточительство.
Она ждала его звонка, потому что все же рискнула написать ему свой телефон. Тоже расточительство.
— Доброе утро, — теплый тягучий голос разбудил дремавшую в ней надежду, и Ева сглотнула, надеясь, что он этого не услышал.
— Доброе.
— Чем ты занимаешься? Я ведь могу задать такой свободный вопрос?
— Можешь, отчего же нет. Я лежу в постели, еще не вставала.
— Поднимайся и вари себе кофе. Я сделаю то же самое. Давай.
— Не хочу.
— А чего хочешь?
— Я выбирала себе книгу.
— Вот так, не вставая с постели?
— Да.
Ева оглядела уставленный стопками книг пол. Каждый месяц она рассортировывала книги в алфавитном порядке и уносила их в гостиную, где стоял книжный шкаф. Но в течение месяца книги неминуемо возвращались к кровати и раскладывались по стопочкам в новом непонятном порядке.
— Как интересно. И чего же желает твоя душа?
— Ничего. Не знаю, моя душа колеблется между «Королевой Марго» и «Джейн Эйр».
— О, пылкая страсть и колдовство против томительного желания и мистики? Сложный выбор.
Он читал все эти книги? Чисто женские романы? Удивительно. Ева улыбнулась и потянулась к окну, чтобы ухватить край занавески и посмотреть на небо.
— К чему ты склоняешься? — поинтересовался он тем временем.
— Я же сказала, что не знаю. Может быть, вообще возьму «Поющих в терновнике».
— У тебя такой странный вкус. Ты выглядишь как женщина, которая читает Эдгара По, а на самом деле окружаешь себя дамскими романами.
— А пошел ты.
Она бросила трубку и вернулась на подушки. Всякая женщина всего лишь женщина и не более. Как и мужчина — всего лишь мужчина. Все остальное прилагается. Все железные леди все равно хотят любви. Разница в том, что не все могут обуздать свое желание.
Прошло пятнадцать минут, и в ней стала зарождаться паника. Захотелось перезвонить, но она не знала его номера. Да и если бы знала, все равно не решилась бы сделать первый шаг. Всегда так с ней — она слишком прямолинейная и резкая. Отсюда одиночество.
— Слушай меня.
Она кивнула, как будто он мог ее видеть. Адам перезвонил, и это было облегчение.
Он начал читать вслух, и Ева застыла, пытаясь не пропустить ни единого слова.
