— Зимой ягоды ешь! Копай, копай в снегу еще. Помрешь, не будешь кушать. Не найдешь, кору грызи, в воде вари — пей! Они уселись в сани, гикнули на собак. Впереди сидевший помощник огрел псов длинной палкой, нарты рванулись вперед. Дед Захар, глядя вслед, сказал угрюмо:
— Ишь, заботится, помрем — долг не отдадим! Данила в раздумье проговорил уважительным тоном к рисковому купцу:
— Переселенцы и впрямь мрут как мухи. С кого долг взыщешь? Не боится рисковать. Данила начал собираться на охоту. Конечно, муке цена полтинник, но это в лавке, когда выкладываешь наличные. А в долг, да еще с доставкой… Надо самому наведаться в лавку. Китайцы да хунхузы вольно ездят по этой земле, а он, Данила Ковалев, за полгода так и не отошел дальше чем за версту. Разве он не на своей земле? …Добыв дюжину белок и двух соболей, Данила запряг коня в розвальни, оделся потеплее. В задок саней бросил шкурки, ружье положил рядышком. Прошлый раз прямо перед домом здоровенный секач дорогу перебежал, даже не перебежал, а перешел, нагло поглядывая на человека маленькими злыми глазками. Мороз был сильный, лед по реке сверкал синими искрами. Данила кутался, терпел, но холод заставлял вскакивать, бежать рядом с санями. Разогревшись, валился на сани, отдыхал, потом холодные иглы пробирались под шубу, и снова бег по льду, кое-где занесенному снегом.
Он лежал, слушая скрип и шелест под полозьями, когда впереди послышался лай. Дыхание еще стояло колом, в горле першило, в груди сипело, и Данила некоторое время прислушивался, не в силах подняться. Лай стал громче, и Данила сел, потрогал ружье. Впереди из белесой мглы вынырнула собачья упряжка, за ней еще одна. В передних нартах сидели двое, в задних — трое. Рослый вожак с ожесточенным лаем, даже не лаем, а хрипом, кинулся на коня Данилы, за вожаком потянулась вся стая. Конь испуганно всхрапнул, попятился, вожак прыгнул, норовя укусить за ногу, но шлея дернула его назад, он подтянул собак ближе, снова бросился, на этот раз промахнулся или конь успел убрать ногу, а в третий раз, когда на солнце блеснули острые, сахарно-белые клыки, Данила выстрелил. Пес подпрыгнул, ударился о лед. Из пробитой головы потекла кровь, над ней поднялся горячий пар. Из нарт с угрожающими криками выпрыгивали люди. Данила повел ружьем:
— Стоять на месте! Двое с передних нарт остановились. Оба были широкоскулые, с решительными лицами, одеты богато. На задних еще кричали, размахивали руками. Над головой у одного сверкнуло широкое лезвие. Данила сперва подумал на топор, но то оказался широкий меч с расширяющимся к концу отогнутым краем.
