– Да; но я ей напишу… она остановится где-нибудь на дороге… в Гейдельберге, например.
– А! в Гейдельберге… Да… Там хорошо… Но все это должно расстроить ваши планы. Уверены ли вы, Григорий Михайлыч, что вы не преувеличиваете, et que ce n'est pas une fausse alarme?
Ирина говорила тихо, почти холодно, с небольшими расстановками и глядя в сторону, в окно. Литвинов не ответил на ее последний вопрос.
– Только зачем вы упомянули об оскорблении? – продолжала она. – Я не оскорблена… о нет! И если кто-нибудь из нас виноват, так, во всяком случае, не вы; не вы одни… Вспомните наши последние разговоры, и вы убедитесь, что виноваты не вы.
– Я никогда не сомневался в вашем великодушии, – произнес сквозь зубы Литвинов, – но я желал бы знать: одобряете ли вы мое намерение?
– Уехать?
– Да.
Ирина продолжала глядеть в сторону.
– В первую минуту ваше намерение мне показалось преждевременным… Но теперь я обдумала то, что вы сказали… и если вы точно не ошибаетесь, то я полагаю, что вам следует удалиться. Этак будет лучше… лучше для нас обоих.
Голос Ирины становился все тише и тише, и самая речь замедлялась все более и более.
– Генерал Ратмиров действительно мог бы заметить, – начал было Литвинов…
Глаза Ирины опустились снова, и что-то странное мелькнуло около ее губ мелькнуло и замерло.
– Нет. Вы меня не поняли, – перебила она его. – Я не думала о моем муже. С какой стати? Ему и замечать было бы нечего. Но я повторяю: разлука необходима для нас обоих.
Литвинов поднял шляпу, упавшую на пол.
"Все кончено, – подумал он, – надо уйти". – Итак, мне остается проститься с вами, Ирина Павловна, – промолвил он громко, и жутко ему стало вдруг, точно он сам собирался произнести приговор над собою. – Мне остается только надеяться, что вы не станете поминать меня лихом… и что если мы когда-нибудь…
Ирина опять его перебила:
– Погодите, Григорий Михайлыч, не прощайтесь еще со мною. Это было бы слишком поспешно.
Что-то дрогнуло в Литвинове, но жгучая горечь нахлынула тотчас и с удвоенною силой в его сердце.
– Да не могу я остаться! – воскликнул он. – К чему?
К чему продолжать это томление?
– Не прощайтесь еще со мною, – повторила Ирина. – Я должна увидать вас еще раз… Опять такое немое расставанье, как в Москве, – нет, я этого не хочу. Вы можете теперь уйти, но вы должны обещать мне, дать мне честное слово, что вы не уедете, не увидевшись еще раз со мною.
– Вы этого желаете?
– Я этого требую. Если вы уедете, не простившись со мною, я вам никогда, никогда этого не прощу, слышите ли: никогда! Странно! – прибавила она, словно про себя, – я никак не могу себе представить, что я в Бадене… Мне так и чудится, что я в Москве… Ступайте.
