— Боже мой, сколько же у бедняги было волос! Если не каждый монастырь кормится его волосами, то каждый второй.
— Он был святой.
— И кусочек креста, на котором распяли Христа? Я думаю, это не крест, а целая дубовая роща.
— Это чудо.
— Мои учителя рассказывали мне кое-что.
— Плохие учителя... еретики...
— И твоя икона излечивает больных?
— Не всегда.
— Только когда тебе надо?
— Бывает, чудо свершается само по себе.
— Тоже немалый доход.
— Монастырь обходится дорого.
— И потому тебе платят за все: за погребения, за крестины, за свадьбы, за исповедь.
— Платят они добровольно.
— Не совсем, ведь без благословения нельзя ни хоронить, ни родить, ни жениться.
— На то воля Господа... не моя...
— А дубы?
— Какие дубы?
— Роща твоя поредела.
— Много строится кораблей.
— Где же ты прячешь деньги?
— У меня ничего нет.
— Да, ты беден, как крыса. У братии общее всё. Об этом я тоже слыхал.
— Так заповедал Христос.
— Где же казна?
— Она не моя и не твоя.
— Ты прав, она не твоя. Но почему не моя?
— Она монастырская, общая. Была здесь и останется здесь. Я могу висеть, пока не умру.
Генрих сказал:
— Опустите его.
Подручный дёрнул конец, распустил узел и осторожно ослабил верёвку, пока ноги аббата не коснулись каменных плит, и снова её закрепил, чтобы аббат мог стоять.
Генрих сказал:
— Теперь не висишь. Где же казна?
Аббат потянулся, расправляя застывшее тело, скривился от боли и промолчал, как будто не мог говорить.
Генрих внимательно посмотрел на него и приказал:
— Дайте вина.
Следователь вскочил, нацедил полную кружку и протянул её королю. Генрих поморщился:
— Не мне, а ему.
Аббат сделал несколько жадных глотков и остановился, видимо не желая пьянеть. Монарх с одобрением посмотрел на него:
— Теперь говори.
Аббат облизнул влажные губы, вздохнул глубоко и уже ясным голосом возразил:
— Нескажу.
— Почему?
— Деньги братии. Ты не имеешь права на них.
— Я король.
— Платить тебе я не обязан.
— Ведь ты платишь Римскому Папе.
— Он глава церкви.
— Меня признал главой церкви парламент.
— Парламент мне не указ.
— Не король. Не парламент. Кто же тогда?
— Папа и епископ, назначенный им, но не ты.
— Однако ты подданный английского короля!
— Нет, я подданный Римского Папы! Только его! Никому другому я не обязан служить!
— А Господу?
— И Господу тоже.
Генрих сделал повелительный жест:
— Поднимите его.
Подручный схватил верёвку, резко дёрнул её. Аббата точно подбросило вверх, но не высоко. Почерневшие пальцы ног слегка касались каменных плит.
— Довольно. Ты выводишь меня из терпения. Где твои деньги?
