Обование игры захватило Державина. Он кричал: «Бины!» «Жлуди!» «Реет!», брал взятки, срывал банк, даже не думая о деньгах. Карты всё ещё чаровали его, кружили голову до боли в висках, когда попеременно то бил озноб восторга, то обдавало всего кипящим варом. Он очнулся от морока после тихого стука в окно.
Стук повторился. Державин прильнул к оконцу, в слюде отразилось его простое и доброе русское лицо: крупные черты, несколько толстые нос и губы. С трудом разглядел:
— Ба! Стеша...
Максимов просиял и выкатился из-за стола:
— Управляйтесь без меня, братцы, я скоро вернусь.
Щекастый Блудов снова взялся за карты:
— Давай, дружок, на вексель какой банчок раскинем.
Державину давно уже открыты были все хитрые шильничества, в зерновых сборищах употребляемые, и он начал урезонивать ненасытного облупалу: хватит-де того, что почти сотню серебром выиграл, пора пожалеть парня. Но сам Яковлев просьбою прашивал игроков не бросать игру, вытащил из тощего кошеля бумаги — вексель в триста рублей, да ещё купчую в пятьсот на пензенское имение отца. Чтобы пуще разжечь юношу, Блудов стал притворно соглашаться с Державиным. Тогда, страшась, что ему не дадут отыграться, Дмитрий принялся кричать криком:
— Господа, нечестно! Не бросайте карты!
— Да что ты орёшь, словно тебя колесуют! Никто не мешает тебе и векселя спустить! — скороговоркою бросил ему Державин, а Блудову только сказал, слегка пришепеливая от волнения: — Ну и сквернодей же ты, братец! Истинно обессрамился ты, и обессрамился вовсе!..
— Постой, постой, Гаврило! — ничуть не смутившись, отозвался Блудов, да ещё подмигнул ему, точно своему дружку-обайщику. — Не мы, чать, карты выдумали, не нам их и обносить. Налей-кось лучше мне чарочку хлебного вина, да послухай... — и, закинув толстое лицо, зачастил:
Бес проклятый дело нам затеял:
Мысль картёжну в сердца наши всеял, —
Ту распространяйте, руки простирайте,
С радостным плеском кричите: реет!
Дверь на трактирах Бахус отворяет,
Полны чаши пуншем наливает:
Тем даётся радость, льётся в уста сладость;
Дайте нам карты: здесь олухи есть!..
И появившийся в дверном проёме со Стешей, словно лицедей на театре, согласно подхватил стихи Максимов:
Постоянники все нас ругают:
Авантажа в картах вить не знают.
Портной и сапожник давно б был картёжник,
Бросил бы шилья и иглы в печь.
Ни стыда, ни совести в нас нету —
Олухам-то здешним в примету:
Карты подрезные, крепом намазные,
Делайте их разом и нечет и чет.
