– Вот пошла, так пошла! Ну, родимая!
Остальные снова зашлись дружным хохотом.
– Еще! – смеялся доцент. Он выпил и снова уставился на Фимку. А того уже выворачивало наизнанку. Остальные непрерывно хохотали. Смеялась и Лея, хотя знала, чего ему это стоило. Но Фимка делал все с таким удовольствием и бравадой (по-видимому, это был его коронный номер), что удержаться не было сил. Наконец он пришел в себя. Крикнул:
– Ну, чего зачастили! А перекурить, а закусить? Давайте, налегайте. Схватил соленый огурец и впился в него зубами. Остальные последовали его примеру, продолжая всхлипывать от недавнего приступа смеха.
– Ну, клоун! Ну, насмешил! – икала Гера, давясь едой.
Спустя какое-то время Пашка с завистью взглянул на Фимку и спросил:
– Вот я не понимаю. Я в толк не возьму, как ты не выпивая ни грамма, можешь получать такой кайф? Научи! Ведь, нахаляву же! Ни копейки не истратив! Ну, Фимка, давай! В чем твой секрет?
Он все жевал и восхищенно смотрел на Фимку. А тот, снисходительно улыбаясь, молчал, качая головой. Наконец, рассудительно произнес:
– Выпьешь с мое, узнаешь!
– Вот ведь, какой. Не говорит, молчит, собака, и все.
Потом Фимка поднял руку, и все замерли. Он сам разлил по стаканам зловонный напиток, внимательно посмотрел на Лею, которая не отпила ни грамма, довольный кивнул и встал! Фимка хотел что-то сказать.
– За нее! – шепотом произнес он, кивнув в сторону Леи. Потом уставился на свой стакан, долго смотрел на него. Тот внезапно сдвинулся с места, подъехал к краю стола и свалился на бетонный пол. Раздался звук битого стекла, Фимка в последний раз громко крякнул, вытер мокрый лоб рукавом и понюхал горбушку хлеба.
– Все! – закричал он.
– Ну, фокусник! Как же я его люблю! – проворчала Гера, утирая слезы. Посмотрела на Лею. – Он мне одного старого приятеля напоминает. Тоже Фимой звали. Ефимом Григорьевичем! – с уважением и грустью произнесла она. – Помер два года назад. Вот на этой раскладушке и помер.
Лея посмотрела на раскладушку, потом перевела взгляд на Пашку, который только что на ней спал. Тот чуть не подавился.
– Чего? – нетрезво уставился он на нее.
– А ничаго! – перехватил Фимка. – Будешь пить, тоже скоро помрешь. Сроку тебе отмерено всего 2 года. Еще не поздно остановиться.
– Да хватит каркать, годы мои считать. Сколько тебя знаю, столько бормочешь всякую ерунду.
– Не каркать, а говорить, – серьезно возразил Фимка. – И не шучу я. Два года! Всего два! Вот на этой раскладушке. А мог бы еще лет десять-пятнадцать протянуть…
