Потом Фимка долго водил ее по забытым, заброшенным могилкам, продолжая что-то рассказывать. Его экскурсии не было конца. Здесь находились актеры и певцы, бандиты и самоубийцы, художники и поэты. Все они когда-то работали в одном театре. Потом их разбросала жизнь, но вновь соединила в этом печальном месте.
– Не хватает только сцены, можно было бы разбудить этих усопших и сыграть целый спектакль. Только о чем? – подумала она.
– Да и зачем? – услышал Фимка ее мысли. – На кой черт сегодня что-то играть? Не к чему это. Пустое.
Потом снова уставился на могилы.
– Здесь наш уголок. Все наши, все родимые. Немного осталось в живых на земле грешной. А теперь посмотри сюда, – гордо произнес он, замолчал и уставился на маленький камень, на котором в свете ночного фонаря отсвечивала фотография.
– Узнаешь? – спросил он. На ней было видно лицо совсем еще молодого человека. Звали его Ефим Григорьевич, а ниже стояла короткая надпись: «Актер и Поэт. Вечная память тебе, дружище». Фимка был при жизни обаятельным человеком. Глаза его светились задорным огнем, за его спиной на портрете была видна кулиса, и дальше сцена, а он произносил какой-то монолог. Эту фотографию и запечатлели навсегда на каменной плите его друзья-актеры.
– Интересно, что он думает и что ощущает, стоя на собственной могиле?
Она посмотрела на него, но тот молчал.
– Интересно, если бы он знал тогда, что это мгновение навеки застынет на его плите – что он подумал, что сказал бы в своем монологе и как сыграл бы роль? – мелькнула дикая мысль в ее голове.
– Так или иначе, какая-нибудь фотография все равно окажется здесь, – философски заметил Фимка, снова прочитав ее мысли. А она уже вслух ответила:
– Никогда больше не буду фотографироваться! – и поежилась.
– И выкину все старые, – добавила она и подумала. Тихо-тихо подумала:
– Если останусь жива! – вспомнив о своем положении. Прислушалась и в ужасе застыла на месте:
– Что это? – закричала она.
А неподалеку раздался чей-то стон:
– Ну, когда же? Ну, сколько еще?
– Так, спокойно, тихо! – схватил ее Фимка за руку. А она уже собиралась бежать из этого гиблого места. – Привыкай. Ничего страшного. Свеженький. Видишь его? – спросил он.
– Вижу! – остолбенела она.
– Видишь, видишь, – повторил он мерным голосом, успокаивая.
Там был человек, который стоял у могилы и раскачивался на легком ветру.
– Этот еще не понял. Два дня всего прошло. Вот и мерзнет здесь.
Вдруг Фимка посмотрел на нее и удивился: – Неужели видишь? Ну, ты ведьма! То есть, я хотел сказать, ты молодчина, умница! Всего-то несколько дней с нами, а уже прозрела!
