– Что? Что это такое? Это вы?
– Королева покраснела, в первое мгновение на ее лице застыло выражение удовольствия, которое постепенно сменилось растерянностью. А остальные издалека неотрывно за ней следили и ждали. По лицу Королевы побежала судорога. Рот искривился, глаза прищурились. Теперь она зло смотрела на мужчину, который успел встать, изумленно на нее взирая.
– Что это было? – снова спросил он. – Вы что делаете?
И тут она выдавила:
– Ну,… извини…
Возглас получился какой-то писклявый, и был едва слышен.
Долгая пауза повисла в воздухе.
– Как извини? – не понял мужчина, – вы нарочно это сделали?
Она помолчала, потом зло прошипела:
– Тебе что сказано – извини, – и уже шепотом добавила: – Катись отсюда.
– Но, я не понимаю? – изумленно произнес мужчина.
– Так, а ну пшел вон отсюда! – не выдержала Королева. – Скотина!
В испуге оглянулась на остальных, взвизгнула и заорала уже на всю улицу:
– Я извинилась, придурок! Я только что извинилась! Все это видели. Тебе мало?… Ах, тебе мало? Да я…
– Сумасшедшая, – воскликнул мужчина и быстро засеменил прочь, прихрамывая на одну ногу.
– Фальстарт! – воскликнул хохоча Фимка, когда тот удалился. – Незачет! Не считается.
– Как не считается? – в отчаянии воскликнула Королева. Потом беспомощно оглядела зрителей, но те были непреклонны.
– Не считается, Изольда Карловна, – подвел черту Казанова. – Давайте-ка повторим. Спокойно соберемся с мыслями, возьмем себя в руки и попробуем еще раз.
– Разик! Еще разик!!! – добавил Фимка. Он был в восторге.
– А ты молчи! – прикрикнула на него Королева. Она вскочила со скамейки и нервно зашагала по тротуару, заложив руки за спину. На нее было страшно смотреть. Какая-то женщина, проходя мимо, изумленно на нее взглянула. Королева развернулась и прошипела:
– Чего пялишься, уродина.
– Ничего-ничего, красавица! – ответила женщина, улыбнулась и пошла дальше. Королева густо покраснела, но промолчала.
– Нет, не могу. Не буду! – призналась она.
– Так нельзя, это не по правилам, – произнес Казанова.
Она снова начала выписывать круги по мостовой.
– Извиниться, – воскликнул Фимка, – это же так просто. Легче не бывает. Давайте, уважаемая. Отвесите кому-нибудь подзатыльник, а потом извинитесь, пожалейте его. Ему же больно. Будьте человеком!
– Заткнись!
– Молчу-молчу.
Она захотела подойти к какому-то прохожему, но остановилась, замерла, и тот прошел мимо, не удостоив ее вниманием.
– Давайте же. Смелее! – подбадривал Филлипок.
– Я не могу! – взвизгнула она. – Казанова – ты мерзкий тип! Это наглость! Ты о чем думал, когда такое условие мне ставил? Мне – кристально чистому человеку, который в своей жизни и мухи не обидел. И мне просить прощения?
