Изокл взял у раба кувшин с вином и посмотрел на Киния.
— Ты ведь не предлагаешь нам пить по-скифски? Неразбавленное вино?
Молодежь хотела неразбавленного вина, но победило мнение старших, и вино разбавили: на одну часть вина две части воды.
Пока Кальк смешивал питье, Изокл задумчиво заговорил:
— Конечно, они варвары. Очень суровые люди — буквально живут в седле. О них много писал Геродот. У меня есть список, если хочешь, можешь почитать.
— Для меня это честь, — ответил Киний. — Мальчиками мы читали Геродота, но тогда я и не думал, что окажусь здесь.
— Главное в них то, что они ничего не боятся. Они говорят, что они единственные свободные люди на земле, а мы, все остальные, — рабы.
Кальк презрительно фыркнул.
— Как будто нас можно принять за рабов!
Изокл, один из немногих, кто не боялся вызвать неудовольствие Калька, пожал плечами.
— Можешь отрицать, если хочешь. Анархий — говорит тебе что-нибудь это имя?
Киний почувствовал себя снова в школе: он сидит в тени дерева, и его расспрашивают о прочитанном.
— Друг Солона, философ.
— Скифский степной философ, — сказал из глубины комнаты Филокл. — Говорил очень степенно.
Его шутку встретили смехом.
— Он самый, — кивнул Изокл Филоклу. — Он говорил Солону, что афиняне — рабы своего города, рабы стен Акрополя.
— Вздор, — сказал Кальк.
Он пустил чаши с вином по кругу.
— О нет, совсем не вздор, позвольте вам сказать. — Филокл опирался на локоть, длинные волосы падали ему на лицо. — Он имел в виду, что греки — рабы своего представления о безопасности: необходимость постоянно защищаться лишает нас той самой свободы, которой мы так гордимся.
Изокл кивнул:
— Хорошо сказано.
Кальк яростно покачал головой.
— Ерунда! Ахинея! Рабы даже не могут носить оружие — им нечего защищать, и они никого не могут защитить.
Филокл подозвал виночерпия.
— Эй ты, — сказал он. — Сколько у тебя в сбережениях?
Раб средних лет застыл.
— Отвечай, — сказал Изокл. Он улыбался.
Киний понял, что Изокл не просто готов прищемить Кальку хвост — он наслаждается этим.
Раб опустил голову.
— Точно не знаю. Пожалуй, сто серебряных сов.
Филокл взмахом руки отпустил его.
— Вот вам доказательство. Я только что отдал все свои сбережения Посейдону. У меня нет ни совы, и эта чаша вина, дар высокочтимого хозяина, оказавшись у меня в желудке, станет всем моим достоянием. — Он выпил вино. — Теперь это все мое богатство, и так будет еще какое-то время. У меня нет сотни серебряных сов. А у этого раба есть. Отобрать их у него?
