Но об этом уже позаботился кормчий. Он приказал морякам, палубной команде, бросать за борт тела и все, что считал бесполезным. С каждой минутой корабль делался легче, уключины все больше поднимались над водой.
Пассажир из-под руки посмотрел на пустое синее море — солнце слепило, отражаясь от волн, — и прислушался в ожидании новых криков. А когда услышал, крик прозвучал гораздо ближе, чем он ожидал: человек плыл, медленно, из последних сил, но все же плыл на расстоянии длины веревки от корабля. Пассажир не задумываясь прыгнул за борт и как можно быстрее поплыл по измельчавшим волнам. Соленая вода снова обожгла ему руки; море было очень холодным.
Пассажир неожиданно быстро добрался до плывущего, но тот вздумал сопротивляться, возможно, испуганный прикосновением; или же он решил, что за ним явился сам Посейдон. Пассажир прикрикнул на него, взял всей горстью за длинные волосы и потащил к кораблю. Сопротивление человека делало их положение опасным, но вот, наглотавшись воды, он перестал сопротивляться, и пассажир подтащил его к борту. Он удивился тому, как неохотно гребцы поднимали спасенного на борт.
Тот долго лежал на пустой скамье, попеременно то дыша, то извергая рвоту. Пассажиру помогли подняться охотнее, и он сразу увидел, что его кожаный мешок с вооружением и упряжью готовы выбросить за борт. Все еще медленно соображая от усталости, он тем не менее нашел в себе силы встать между бортом и своим мешком.
— Не нужно, — сказал он. — Это все, что у меня есть.
Кормчий вырвал мешок из рук матроса и бросил на палубу. Зазвенела бронза.
— Хоть это мы обязаны для тебя сделать, — тяжело дыша, сказал он. Потом подбородком указал на человека, лежащего на палубной скамье. — А вот он им не нравится. Моряки не отбирают у Посейдона его добычу. Потерпевший крушение…
Он недоговорил, вероятно, из суеверия.
Но пассажир был афинянин, он по-другому относился к Посейдону — повелителю коней и его «добыче».
— Я о нем позабочусь. Чтобы привести корабль к берегу, лишние руки нам не помешают.
Кормчий что-то пробормотал себе под нос — молитву или проклятие. Пассажир прошел к скамье. И только когда вытер рвоту с лица длинноволосого и услышал благодарность — судя по выговору, спасенный был из Лакедемонии[14], — понял, что на борту нет триерарха.
Целый день вычерпывали воду и гребли, пока наконец с правого борта не показался берег. Этот берег Эвксина славился отсутствием песчаных пляжей — только бесконечные скалы, чередующиеся с неприветливыми болотистыми низинами. Несмотря на то, что сквозь течи медленно сочилась морская вода, кормчий не заставил гребцов подвести корабль к берегу. Поев сушеной рыбы, намокшей в морской воде, все почувствовали себя лучше. Спали по очереди, даже пассажир, и ночь напролет вычерпывали воду и гребли и утром, когда взошло солнце, продолжали делать то же самое. Завтрак был более скудным, чем ужин. Небольшие торговые суда на ночь пристают к берегу и потому не берут с собой запас провизии. В песке трюма амфора с пресной водой стояла вверх дном. Показывали голубому небу пустое дно и большинство вощеных чашек.
