— Ты говори–говори, я слушаю, — проговорила Нюра с набитым ртом, — не отвлекайся.
— В общем, мне людей жалко. Они же такие идиоты.
— Угу. А ты, значит…
— А я хочу вытащить их из этой дурной бесконечности. Мир, в котором они живут — это игровой компьютер, с прикрученным к нему генератором случайных чисел, который постоянно выплевывает в игровой процесс какого–нибудь нового героя, за которым они бегут, задрав штаны. Ленин, например — мастер слэша, был отражением гамельнского крысолова, но с ним еще можно поиграть в простейшую стратегию — собери электроцепь. Пол Пот был уже мастером антислэша, но все воспринимают их, как разных людей, хотя это все тот же mortal combat, только принцессе Китане периодически цвет лифчика меняют, и все. А бесконечность страдания человека можно увеличивать беспредельно, например, как у Дзюнко Фурута — каждая секунда последних 44 дней ее жизни была размером в кальпу. Вот я и хочу лишить их страданий. Как это сделать, будучи простым живым школьником — я не знаю.
— Ахха, — сказала Нюра, отправляя в рот очередной эклер, — а будучи простым мертвым школьником — знаешь.
— Пока нет, — согласился Кока, — но, думаю, что–нибудь выяснится. И потом, у меня запасной маневр есть.
— Это какой же? — удивилась Нюра.
— Есть такой текст Петра Дуйсбургского, хрониста Тевтонского ордена в Пруссии — «О воскрешении одного мальчика в земле Прусской в замке Бранденбург», где рассказывается, как в 1322 году Фома, сын Гертвига из Покарвиса, умерший от неустановленной причины в возрасте четырех лет, был воскрешен силой святого животворящего Креста Господня. Частицу того самого креста доставил в замок некий брат из Рейна, и, по мнению хрониста реликвия была настоящей, потому что когда брат Гебхард фон Мансфельд бросил кусок древесины в огонь, тот «отскочил в доказательство многим свидетелям».
— Ииии?
— И у меня там родственники живут. Замок Бранденбург — это теперь Ушаково. Поделятся.
— Ну, я с тобой играю, Смирнов. Вдруг понадобится воскреснуть, имей и меня в виду. Хотя, пока меня все устраивает, — улыбнулась Нюра. — Пойдем Мотю искать?
— Пойдем. Вернее, давай так — ты здесь сиди, жди. Она все равно на запах выпечки придет, если выкопалась. А я в окрестностях поброжу — у меня вид более живой, чего народ зря пугать.
— Договорились. Потом поменяемся, если что.
