Я медленно склонился, демонстрируя крайнюю степень покорности.
— М-мм… Антер, ты чего? Вставай, говорю…
— Простите глупого раба, госпожа… Я не понимаю, чего вы ждёте…
Она продолжала настаивать на том, чтобы я встал. Нет, я не дам тебе повода вернуться к пульту. Смотри, я покорен, полностью в твоей власти, зачитай ты мне уже обязанности и запреты!
Приближается. Амира обожала, чтобы я целовал её ноги, извиняясь. Даже просто так извиняясь — она считала, что мне всегда было за что извиниться, хотя я вообще не представлял, чем мог её обидеть. Старался угодить так, что сам себе был противен. Ну эта вряд ли слишком отличается, на Тарине все бабы поведены.
Обнимаю приблизившиеся ноги, с отвращением покрывая их поцелуями. Моего лица ей всё равно не видно, пусть наслаждается.
Эта тварь пнула меня ногой в лицо, отшатываясь. Сука, что тебе не нравится? Еле останавливаю себя от желания вытереться — сейчас ещё обидится, что мне неприятно, и вспомнит про пульт. Что-то колец здесь не видно, у Амиры они чуть не в каждой комнате имелись, а у этой, может, специальная оборудована?
Вдруг снова пробил озноб. Это Амира жаждала унижений… нет, не так, унижений жаждут все хозяева, нормальные люди на такое даже смотреть не могут, они себе рабов не приобретают. А эти, с извращённой психикой, все жаждут… Но Амира хотела, чтобы унижения рабов превозносили её. А на самом деле, по правилам, прикосновение к хозяину без его разрешения влечёт одно из самых страшных наказаний…
— Простите, простите меня, госпожа! — снова склонился перед ней, кажется, меня уже почти заметно трясло, я уже почти рад был бы, если бы она наконец нажала хоть какую-то кнопку. Ожидание может быть ещё большей пыткой.
— А ну встань на ноги! — заорала она. Я распрямился, ожидая дальнейших распоряжений. Она была зла, как чёрт. Неужели ошибся и она действительно хотела, чтобы я поднялся? Может, плохо рассмотрела своё имущество?
Попросить ещё раз зачитать мне список? К чёрту. Хотела бы — давно зачитала бы. Будет же меня проверять, сколько сама захочет. Некоторые и неделями не говорили, что можно, а чего нельзя. А другие и вовсе меняли правила в зависимости от настроения.
Я медленно поднялся, продолжая посматривать на неё.
— Что это? — поинтересовалась она, и я склонил голову. Рубахи на мне не было, а брюки сползли, открывая верхушку надписи. Я ощутил, как жар стыда заливает щёки, стиснул зубы. Сейчас она прочитает, и решит продать. Ну и пусть, лучше уж на тяжёлые работы, чем удовлетворять этих ненасытных самок.
