— Он застрелил, — невозмутимо возразил Ивар. — Просто выстрел был сделан не в голову. В сердце. Я не знаю почему.
Мои глаза невольно вернулись к старому шраму на мужской груди. Нет. Выстрел в сердце тоже смертелен. Если, конечно, сделан особой пулей. Все это знают. Очередная уловка? Не отрывая взгляда от белесого рубца, я подошла ближе, попутно отметив, как Ивар опять напрягся и втянул в себя воздух.
Неизвестно почему, но я не испытывала страха, стоя так близко от него. Тогда, в моей комнате, с пистолетом в руке против него, сильного и опасного — да, я боялась. Теперь его сдерживало и обессиливало особое железо. Но дело было даже не в этом. Что-то в выражении его лица подсказало: не тронет.
Он отпрянул назад, насколько позволяло положение. Но вечно пятиться от меня не смог бы. Мне отчаянно требовалось потрогать его рану, чтобы убедиться в ее реальности. Смогу ли я отличить след выстрела отца? Даже если рана настоящая, ее мог нанести кто-то другой.
Я подняла руку и нечаянно задела костяшками пальцев его гладкий живот. Ивар вздрогнул и промычал что-то сквозь стиснутые зубы, но я уже гладила его шрам, чувствуя под подушечками пальцев узелки рубца. Мне хотелось делать это снова и снова. Пленник дернулся, пытаясь увернуться от прикосновений. Зазвенели цепи.
— Сколько тебе было лет? — зачем-то спросила я.
— Пять. Так мне говорили, — мучительно процедил он.
— Мой отец не мог этого сделать. Ты бы не выжил. У тебя был фамильяр?
— Был. Мне так говорили. Но после того случая он исчез.
— Ты бы не успел призвать фамильяра. Это же мгновенная смерть, — я покусала губы в раздумьях. — Скорее всего, пуля была обычной. Не из особого железа.
— Посмотри на меня, Кира, — вдруг послышался над самым ухом свирепый шепот пленника. — Один из твоих братьев сегодня проверял на мне свой нож из особого железа.
Мои братья пытали его? Зачем?! Я удивленно уставилась на широкую мужскую грудь. Тоненькая бледно-розовая полоска тянулась вниз. Теперь понятно, чья на нем кровь. Следы вели от зажившего пореза.
— А до этого, чуть левее, он проверял обычный нож, — продолжил Ивар, больше не уворачиваясь от моих прикосновений. — Видишь?
Я тщательно изучила его тело, но следов не обнаружила. Намек был более чем прозрачным. Шрамы остаются только от особого железа.
— У кого в то время были такие пули? — дыхание пленника прерывалось.
— Папа говорил, что первые особые пули отлили из маминого ожерелья…
Несмотря на очевидный ответ, мое сознание продолжало отвергать эту версию. Я вскинула глаза на Ивара. Хотела отыскать в его взгляде какой-нибудь намек на ложь. Что-нибудь, лишь бы продолжать надеяться в справедливость и доброту папы.
