Девушка по-прежнему не проявляла беспокойства, хотя её любопытная киска, доверчиво уткнувшись в мою ладонь, ощутимо напружинилась под своею мягкой шёрсткой, уже готовая заглотить подвернувшегося ко времени мышонка. А этот самый мышонок, если можно так обозвать моего ударника постельного труда, уже суетился вокруг да около, тыкаясь своей глупой головой меж упругих полушарий неутомлённой сидячей работой девичьей попки, но не лез напролом, памятуя о недавнем конфузе.
– Ты ко мне пришёл или к маме? – Вдруг воткнула мне ножом под ребро вопрос юная особа совсем не сонным голосом.
«Вот и конец голубку. Разорвут!» – Обожгло меня, и я выдохнул первое попавшееся:
– К тебе. В гости.
Тогда она, не оборачиваясь в излишнем любопытстве, просунула меж своих ног руку, уверенно схватила моего дорогого друга за хобот и направила прямой дорогой в нужном направлении. Я понял, что он был в этих гостях далеко не первым, но нежная упругость ещё не сбитого инструмента так взбодрили нас, что мой всеядный путешественник своим буйным весельем в молодых недрах девицы скоро одарил меня лёгким ознобом разрядки межполовых отношений.
Но как раз в этот ответственный момент юная леди вдруг опытно дёрнулась вперёд, мой селезень неожиданно вывалился из уютного, так умело обживаемого гнезда, и его бальзам, предназначенный для нормального развития птенцов, бесцельно излился на белый саван простыни.
Я всё же благодарно поцеловал девушку в плечо и прошептал:
– Я, пожалуй, пойду.
Она не ответила, а в окно уже стучался невзрачным петухом рассвет.
Я осторожно прокрался на кухню за одеждой, а Д.У. по-прежнему спала, похрапывая уже совсем не по-военному.
Плетясь в гостиницу, я ломал голову над неожиданным вопросом девушки, но ответа не нашёл и до сих пор.
Как поётся в старинной песне: из-за острова на стержень, на простор речной волны выплывают расписные. Как будто тут и ночевали. И чего дома-то не сидится в такую рань? Рыбнадзор, вишь ли, наблюдение учиняют над сельскохозяйственным рыболовом. Своё кровное что ли сберегаешь? Так ведь щурёнок какой или налим завалящий и сам знает, на чей крючок насаживаться да под какой бредень бросаться.
Я всегда душой маюсь, когда этот самый надзор вижу. Сетей порезанных, само собой, жалко, но ведь и надзирать с умом надо. Сегодня, скажем, надо мной, на завтра над соседом, а там и праздник какой отметь совместно с народом. А то навалятся на одного, хоть святых выноси для заступничества. К тому же у меня и динамит-то почти весь вышел, который тятя, считай, всю войну копил, несмотря на партизанское движение. А что до электричества, то после Антошкиных похорон, мы всей деревней уже с год как пользоваться опасаемся. Такая незаметная зараза оказалась – хуже блохи и кусает насмерть. Что ты! Куда ни сунься – кругом лампочка Ильича. Ещё по первому классу, пока не закурил, в память врезалась.
