Литературная Газета, 6566 (№ 36/2016) | страница 24
Необходимо также встретиться с депутацией оренбургских султанов, прибывшей в Санкт-Петербург, надо сравнить родство некоторых сказок из собранных А. Афанасьевым со степными легендами и сообщить учёному миру об эпосе «Манас». Именно из «Очерков Джунгарии» Чокана Валиханова востоковеды России впервые узнали о существовании у «неграмотных» киргизов своего рода энциклопедии – собрания мифов, преданий, географических сведений, нравственных понятий, где всё сгруппировано вокруг одного лица – богатыря Манаса.
С большими надеждами на переустройство жизненного уклада своего народа, с новыми планами и замыслами он вернулся в степь… Но судьба распорядилась по-своему и не позволила осуществить задуманное. В неполные 30 лет Чокан Чингисович Валиханов умер в урочище Кочен-Тоган 10 апреля 1865 года.
…Как-то принято у нас жить юбилеями. При подготовке к юбилею какого-либо известного деятеля часто издают его произведения, пишут о нём многочисленные статьи, а после юбилея всё словно забывается. Но есть исключения. Среди них – жизнь и творчество Чокана Чингисовича Валиханова. Интерес к нему проверен временем. И в Казахстане, и в России.
Зеркало мирового книгоиздания
Зеркало мирового книгоиздания
Литература / Литература / Картинки с выставки
Фото: Евгений ФЕДОРОВСКИЙ
Теги: книгоиздание , книготорговля , литературный процесс
На недавно прошедшей книжной ярмарке было настоящее столпотворение. На одной площадке встретились три основных участника создания книги: писатель, издатель и читатель, без которого невозможно считать, что книга как явление состоялась. Они делятся впечатлениями об этом грандиозном мероприятии, а также своё мнение высказывают учёные и литературоведы.
Владимир ЛИЧУТИН,писатель:
– Главный недостаток книжной ярмарки – это обилие звуков. Говорить невозможно, обсуждать невозможно. Здесь нельзя поразмышлять, порассуждать, подумать – какая-то какофония и сумятица. Вроде бы должно быть единение, душа должна раскрыться, но на этих ярмарках душа закрывается. Множество книжек, листать их неохота – они все одинаковые внешне, под одинаковыми обложками, с одинаковым, очень поверхностным содержанием. Хотят много всего напихать в эти «стены», а когда всего много – значит, практически ничего нет. В будущем, конечно, надо продумать само содержание книжной ярмарки, чтобы человек, придя сюда, именно отдыхал, думал и переживал, а не задыхался от таких звуков. Вроде бы дело хорошее, а у меня лично тяжкое чувство… У меня было две презентации – приходится орать, кричать, не слышишь самого себя. Какая тут душевность? Какое сопереживание? Какие беседы с читателями и поклонниками? Проходят вереницы посетителей, чаще всего оглушённых множеством людей и множеством книжек, и возникает у меня чувство: Боже мой, как много всего пишут, а никого не вспомнишь! Начинаешь вспоминать писателей – ну два, три, от силы десять припоминаешь на всю страну, а кто же пишет, если нельзя их припомнить никого? Что это за литература, которая разложена по десяткам стеллажей и полок, а нельзя к ней прикоснуться, вспыхнуть чувством? Люди идут с потухшим взглядом, как будто прощаются с покойником в последние минуты – вот такое же выражение на лицах. Редко вдруг – раз! – и вспыхнет что-то в глазах живое, участливое – и тут же потухнет, потому что множество одинаковых, в глянцевых обложках книжек приглушает любое доброе чувство… Вот такое у меня ощущение от выставки. Очень мало покупают книг. Люди в основном бедные, нищенски бедные: они, может быть, и хотят купить что-то, но разбегаются глаза у них. Нет путеводителя по этим книгам, чтобы сказали: вот здесь такое-то. Остановитесь, товарищи, поразитесь: какие тут книги! Но нет, кто остановится? Даже в микрофон ори – никто не остановится. Звук микрофона слабее общей какофонии, которая разлита в этом зале многолюдном.