- Довольно! - громыхнул чей-то требовательный голос. - Дайте свет.
Шел последний кадр.
Крупным планом лицо Гуго.
- Нет, пользоваться фондом не разрешал. Он не был моим другом, говорит Гуго и губы его складываются в презрительную полуулыбку. Может... ревновал?
Обрушив с грохотом подставку для цветов, впереди вскочил Дашко:
- Я... Это были бросовые идеи! - закричал он. - Идея еще не все... Надо уметь ее реализовать...
Потрясенный зал молчал.
Дашко нагнул голову, будто собирался кого-то боднуть, резко повернулся к Илье. Глаза его побелели от бешенства.
- Ты не человек, - прошипел он. - Ты - дьявол!
Он сорвался с места и бросился вниз, перепрыгивая через ступени. Разогнавшись, Дашко чуть было не влетел в объем изображения, но в последний миг испуганно шарахнулся в сторону выхода.
Люди сидели неподвижно. Лица у них были строгие и печальные, будто в этом торжественном зале только что у них на глазах погиб человек.
Чтобы освободиться от навязчивых мыслей о Дашко и злополучном просмотре, Илья достал кристалл с личными записями Анатоля. Коллектор прислал копию давно, недели две назад, и он время от времени слушал эти отрывки: сопоставлял их, выискивал скрытые зерна информации, старался представить события, которые предшествовали записям.
Илья повернул головку воспроизводителя. Послышался чуть хрипловатый знакомый голос:
"Она непонятная. То ласковая, свободная, игривая, как домашняя рысь, что живет у Калия. Тогда я чувствую себя раскованно и легко. Но всякий раз ее что-то пугает во мне. Она замыкается. Речь ее становится резкой, насмешливой, даже враждебной. Не возьму в толк - что пугает ее? Возможно, неустроенность моей души?
Не знаю, кто сказал: "Страсть - опьянение ума". Одно ясно: он был холоден, этот человек. Как рыба. То, что творится сейчас со мной, ни в коей мере нельзя сравнить с опьянением. Это безумие. Это черный огонь, съедающий мою плоть. Я мало сплю, плохо контролирую свои действия. Может, это пугает Ирину?
Я впервые бит. По лицу. И поделом. Вышло очень некрасиво, на людях. Я получил сполна. И за "тоску по женщине", и за то, что "плохо контролирую свои действия". В комнате нас было пятеро... Ирина принесла целый ворох бумаг - глубинные проекции берега Днепра, где будут обитать мои "Славяне". Она разрумянилась от быстрой ходьбы... Она была такая красивая, такая желанная.
Потрясенный, я увидел в Ирине то, чего недоставало моей суперкомпозиции - ее запев, зачин, пролог.
