"Жилец вершин" — сложносочинённый эксперимент, серьёзный студийный опыт с привлечением ряда больших музыкантов. Манящее полуакустическое звучание, околоджазовые инструменталы, авангардистские изыски и почти хтонические бездны. Попытка найти смысл каждого звука и слога. Природное и технологическое. Вполне реальные боги, чудовища, кузнечики и могатыри. "Его образы убедительны своей нелепостью, мысли — своей парадоксальностью", - писал про Хлебникова Гумилёв. Конечно, сложно представить того же Фёдорова в походе революционной армии в Иране или в образе "председателя земного шара". Отсюда и некоторый салонный привкус пластинки. Но "аукцыонщики" и уж тем более Хвост всегда были далеки от суеты приобретателей, это подлинные фантазёры и изобретатели, что и позволило им вести полноправный диалог с Велимиром Хлебниковым.
Поюнности рыдальных склонов,
Знаюнности сияльных звонов.
В венок скрутились
И жалом многожалым
Чело страдальное овили.
…Уплыла в осенний туман
Марина Алексинская
Культура Общество
памяти Новеллы Матвеевой
Поэт — это медиум. Непостижимым, доступным лишь ему образом выстраивает он мосты между сушей и морями, землёй и небесами. Я думала об этом, подходя к дому в Камергерском переулке, готовясь к встрече с Новеллой Матвеевой. Я думала о Новелле Матвеевой как о поэте. Поэте-романтике. И повторяла: "Какой большой ветер", "Я мечтала о морях и кораллах"… Летний ветер смешивался с дуновеньем юности, обретал голос Новеллы Матвеевой, по-детски трогательный, наивный, и уносил в пленительные путешествия в "Страну Дельфинию".
Нет, я догадывалась, конечно, как страшен романтизм в своих безднах… Но вот дверь квартиры открылась, и передо мной — Новелла Матвеева. Оранжерейное существо, вне быта, вне реальности, вне судьбы, с окном в квартире во всю стену, задёрнутым чем-то серо-чёрным. Косынка на голове, повязанная как на пластинке "Мелодии" 80-х… в руках кошка Репка… И глаза цвета незабудок — такой чистоты, которая бывает разве что у младенцев. Новелла Матвеева пригласила меня в комнату, специально для этого случая застелила хромой стул листком бумаги формата А4… Сказать, что в доме запустение — ничего не сказать. Тенёты одиночества и заброшенности делали своё скорбное дело. И я только смотрела в глаза цвета незабудок. Новелла Матвеева рассказывала о детстве, о бардах, отвлекалась на кошку Репку, читала "не формат сегодня":
Какое странное море! —
Ни белое, ни голубое…
