Новое разграничение Европы не давало равновесия старых сил, а скорее являлось барьером между этими силами. Более того, барьер этот был начинен взрывчатыми веществами. Различные страны, подгоняемые теперь скорее страхом, нежели честолюбием, поспешно наращивали свои вооружения. Неблагоприятным обстоятельством было и то, что опасение внезапного взрыва заставило — по крайней мере, монархические страны — предоставить военным стражам этих вооружений слишком большую самостоятельность в распоряжении ими. Задолго до июля 1914 года страх заслонил разум.
Первая искра была выбита на Балканах в 1908 году. Революцией в Турции воспользовалась, с одной стороны, Болгария, чтобы сбросить сюзеренитет Турции, а с другой — Австрия, чтобы аннексировать Боснию и Герцеговину, которыми она управляла с 1879 года.[16] Аннексия эта обсуждалась австрийским и русским министрами иностранных дел — Эренталем и Извольским. Извольский согласился поддержать аннексию при условии, что Австрия взамен поддержит требование России открыть Дарданеллы. Но прежде чем Извольский успел позондировать позицию Франции и Британии на этот счет, Австрия объявила об аннексии. Италия восприняла это как оскорбление, а Сербия — как угрозу. В России эффект этого объявления был усугублен настойчивым требованием германского посла признать действия Австрии правильными; посол угрожал объединенным выступлением Австрии и Германии.
Россия, пойманная врасплох и поставленная перед угрозой объединенной группы, уступила, глубоко затаив злобу. Обида эта усугублялась еще и чувством горечи от утраты своих позиций на Балканах. Извольский почувствовал, что он не только проиграл, но и был обманут. Вскоре, сложив свои полномочия, министра он отправился посланником в Париж — ярым врагом союза с Германией. Это оказалось еще одним важным личным фактором. Австрия же, упоенная своим первым успехом в подражании германскому методу политики — действию бронированным кулаком, — продолжала и дальше применять этот метод.
Обман Эренталя относительно Боснии ярко выделяется среди прямых причин, приведших к войне. Конфликт этот очень усложнил обстановку, потому что в период 1906–1914 годов наблюдалось улучшение официальных отношений Германии по крайней мере с Францией и Британией. Отношения эти были бы еще лучше, если бы не непрестанный, чрезмерный рост германского флота.
Теперь легко разглядеть, что поддержка кайзером антибританских морских амбиций Тирпица вызывалась в то время главным образом бахвальством — но тогда это выглядело скорее как постоянная преднамеренная угроза. И даже когда кайзер пытался исправить положение, методы его действий были неудачны. Способ расположить к себе чувства Англии выразился в его знаменитом интервью, опубликованном в 1909 году в «Дейли Телеграф». Он говорил в нем, что британцы «полоумны, как зайцы в марте», не признают его дружбы, и «он сам является исключением в своей стране, в общем недружелюбно расположенной к Англии». Заявление это, не смягчив опасений Британии, вызвало громкий протест в Германии и привело к публичному опровержению Бюлова. Таким образом, это только ослабило возможность кайзера крепко держать в руках германские партии, стоявшие за войну.
