«Вот крепыши. Не своротишь. Эти свое возьмут».
Пошел проулком меж лип пахучих. На перекрестке постоял с минуту, глянул вверх, лениво подумал:
«К реке пройти что ли, ледоход еще не удосужился посмотреть?»
Повернув к реке, тихо побрел, низко свесив голову на грудь. От бульвара спустился к воде, прыгал по валунам, пока не наскочил на живое. Распрямилось живое, обернулось девушкой. Стояла гибкой тростинкой, белело лицо в темноте. Джега назад подался, будто в грудь его кто ударил. Выговорил с хрипотцой:
— Эге. Не бойтесь. Случаем наскочил.
Хотел повернуть, да вдруг тихой песней над ухом.
— Я не боюсь. Похоже, что вы боитесь, так от меня отпрянули.
Прислушался к журчанью слов. Помолчал. Поднял плечи. Тихо уронил:
— Боюсь… Может, и боюсь.
Усмехнулся:
— Чего это вас вытянуло на ветер да без маменьки. Ножки простудите, еще и обидит, пожалуй, кто.
Ничего не сказала. Села на камень. Потом вдруг улыбнулась:
— Все равно не разозлить вам меня. Напрасно стараетесь.
И, помолчав, добавила ласково и протяжно:
— Чудак.
Не ждал Джега ни улыбки ни этого ласкового «чудака». Стоял как пригвожденный. А она все свое:
— И чего вы злость на себя напускаете? И чего вы бегаете от меня, как чорт от ладана? У вас разве в комсомольском уставе особые инструкции на этот счет?
Щелкнул себя по лбу.
— Были у меня на этот счет инструкции вот здесь, да и то… чорт их знает, куда унесло. Теперь без инструкции. А вы слушайте… вы бы ушли куда-нибудь.
Засмеялась:
— Вот те раз. Куда же я уйду? И зачем?
— Нет. Постойте… вы… ведь все равно вам уйти нужно… уехать в Москву… ведь делаете же вы там что-нибудь?
— Не что-нибудь, а учусь.
— Ну вот, и езжайте в Москву… Да уже поскорей, пожалуй, завтра, что ли.
— Постойте, не гоните, пройдут весенние каникулы, сама уеду. Я ведь всего на две недели. Впрочем… Знаете… А если в самом деле так… лучше.
Вдруг кошкой вытянулась. Схватила за руку.
— Прощайте. Еду в Москву, и не завтра, а сейчас же, первым поездом. Слышите?
Вырвала руку. Обернулась. Будто знала, что у Джеги вырвется непременно, против воли, вырвется «постойте».
И вырвалось. Тотчас же села. Залилась долгим, певучим смехом.
— Замечательно. Вернули. Ну вот теперь и няньчитесь, и гнать больше не посмеете.
Джега насупился.
— Я не ворочал… Это так просто…
Смотрел на темную воду. Сырой ветерок, присвистывая, возился в кудрях. Рванулся совсем уже хмурый:
— Пойду я… Прощайте.
Вскочила. Вытянулась в струну. Руки на плечо вскинула.
— Не пущу. Куда же? Ведь я ждала вас. Все дни искала. Теперь не пущу…
