В снежном тумане всплыло перед Джегой незнакомое девичье лицо. Поверх лица серая шапочка, прорезанная поперек блестящим кожаным ремешком, а внизу серым же колоколом короткая шубка — того и гляди зазвенит. Не успел удивиться Джега феерическому появлению столь необычной фигуры в шумной комсомольской компании, как подскочил Гришка Светлов.
— Познакомьтесь! Юлочка, сестра — только-что из Москвы на каникулы приехала.
К джегиной лапе потянулась узкая, тонкая рука в мягкой перчатке. Неловко тиснул Джега протянутою руку и торопливо оторвался от мягкого ее пожатия. Потом огреб из сугроба оброненный портфель и пошел прочь, кинув на лету ребятам:
— Показал бы я вам, дьяволы, да в девять, как из пушки, в райкоме надо быть.
К девяти он, в самом деле, был уже в райкоме, а в десять выходил оттуда, выцарапав 220 рублей на ремонт крыльца у клуба да на пионерработу.
В коллективе дым коромыслом и народу полным-полно. Нинка сидит, пером бумагу царапает, хмурится, соображает, папироска рядом синеватый тонкий узор над столом вычерчивает. Завтра общегородской сбор пионеров — нужно с докладам выступать.
Подошел Гришка Светлов. Припал к уху. Не оборачиваясь мотнула головой:
— Отстань!
Петька Чубаров вломился. Вытирая на ходу измазанные маслом руки, рявкнул с порота:
— Смирно. Встать человек пять. Товарищ отсек, дело есть.
Говорили о деле, а глаза улыбались. (Никак не сладить с буйным напором молодой крови.) Вместе пошли в завком, оттуда Джега в союз ударился, а там окунулся с головой в пучину дня, и только к десяти вечера выплеснуло его, здорово потрепав, к двухэтажному серому дому на Боровой, где вот уже второй год снимал Джега у дьячихи Слободянниковой тесную каморку, именуемую хозяйкой гордо квартирой на том основании, что каморка имела отдельный ход с улицы, ведший через примыкавшие к ней крохотные сенцы.
Придя к себе, Джега бросил портфель на подоконник, помотал головой как запаренная лошадь и грохнулся на первый подвернувшийся стул. Отойдя немного, он сбегал на кухню, нацедил из остывшего хозяйского чайника кружку жидкого чаю, вытащил из портфеля недоеденную утром горбушку ситного и уселся у стола, смахнув с лежавшей на нем книги вчерашние крошки. Тут над книгой и прихлопнул его сон. Но на этот раз Джеге не удалось отоспаться. Часу не прошло, вломились ребята гурьбой.
Вытянули книгу из-под носа, опрокинули кувшин с водой, загрохотали разом на все голоса:
— Кончай базар, вылазь из берлоги. Айда, к Гришке на вечеруху! Всем по складчине, тебе, дьяволу, особый почет — даром.
