Мы проходим мимо куста ярко-желтых лилий Поллианны, и я провожу пальцами по цветам. Оранжевая пыльца развивается по ветру.
— Мою сестру назвали в честь этих цветов.
На губах Элайджи появляется грустная улыбка. Полли была убита месяц назад моим бывшим телохранителем и парнем, Себастьяном Иденом, по приказу Пуриана Роуза. Элайджа был со мной, когда я нашла её тело. Горе стягивает мое горло, будто виноградная лоза, угрожая задушить меня.
Я убираю руку в карман и пальцами нахожу нож. В тот день я дала обещание своей сестре. Я пообещала ей, что не перестану бороться, пока не сравняю Центрум с землей. И когда это мгновение настанет, я доберусь до этого ублюдка Пуриана Роуза и всажу этот нож в его черное сердце. Я прохожу мимо сарая с инструментами, моя рука не разжимает нож, спрятанный в кармане.
3
НАТАЛИ
БОЛЬНИЦА НАХОДИТСЯ НА ЭТАЖ ВЫШЕ УП, рядом с главным входом, и к тому времени, когда мы до неё добираемся, я уже вся запыхалась.
Я останавливаюсь у стеклянных дверей, набираясь смелости, готовясь к тому, что меня ждет — капельница, которая должна помочь с анемией, коктейль из противовирусных препаратов, и еще несколько мучительных, болезненных инъекций. Я прохожу эти процедуры каждый день, с момента моего попадания сюда. И хотя я благодарна за то, что меня лечат — я ненавижу каждую секунду этих процедур.
Я перевожу взгляд на Элайджу. Его кадык неравно дергается вверх и опускается вниз, когда он смотрит на двери, ведущие в больницу. Я ласково беру его за руку.
— Тебе не обязательно идти вместе со мной, — говорю я. — Я знаю, как ты ненавидишь это место.
Моя мама с доктором Крейвеном держали Элайджу в заложниках в Блэк Сити и ставили над ним эксперименты. Это его яд они использовали для создания «Золотого Дурмана», который убил несколько подростков в городе, в результате чего моя мама попала в тюрьму. Так что очевидно, почему Элайджа не большой фанат больниц. Или доктора Крейвена. Или моей мамы.
Его взгляд падает на мою руку, которая все еще держит его предплечье.
— Ради тебя все, что угодно.
На меня волной накатывает чувство вины, и я убираю руку. На его лице мелькает боль. Пару недель назад Элайджа признался в чувствах ко мне, когда мы были во Фракии. После мы притворились, будто этого разговора не было, но это признание теперь висит тенью над нашей дружбой. Он открывает стеклянную дверь мне, и я захожу в больницу.
Внутри все по-больничному стерильно и бело, кроме зеленых дверей в конце комнаты, которые ведут в лабораторию доктора Крейвена.
