– Не беспокойся, Зигвульф. Мои расспросы будут очень ненавязчивы. – Щека Павла дернулась тиком, вызвав секундную паузу. – Ризы, надеваемые по большим празднествам, имеют огромную ценность. Они приравниваются к церковным сокровищам: выдаются строго в определенный день, а после обряда подлежат сдаче в ризницу хранителю сакристии и церковной утвари. Ну а его служки дотошно помечают все: кому именно было выдано облачение, на какой срок, когда возвращено и так далее. В скринариуме я знаю кое-кого, кто может пошерстить для меня книги учета.
Упоминание ценностей напомнило мне о золотой бляхе из сокровищ аваров.
– Кстати, о той аварской пряжке, – сказал я. – В оплату налетчикам она не входила.
В кои-то веки на лице Павла мелькнула растерянность.
– Тогда как она оказалась в руках Гавино?
– Ее он похитил непосредственно в доме одного из тех всадников.
Я рассказал моему другу про то, как разбойникам пришло в голову обчистить дом одного из священников, что сопровождали Папу к обряду.
– Он сказал, чей это был дом или хотя бы где он находился?
Я в ответ покачал головой.
– Жаль, – вздохнул Павел. – После того, что произошло сегодня, Гавино заляжет на дно. Второй раз так запросто взять его за бока мы уже не сумеем.
– А мне кажется, одна нить у нас все-таки есть. Гавино утверждает, что кто-то из его шайки сдернул с того самого священника некий ценный крест. Крест висел у него на шее, на золотой цепи. Может, со временем он и всплывет. Во всяком случае, ты мог бы расспросить о нем дельцов, с которыми водишь знакомства.
Отставной номенклатор посветлел лицом. Я заметил, что белки его глаз испещрены красными прожилками, а обвисшие мешочки под глазами придают ему сходство с определенными породами охотничьих собак.
– Нагрудные кресты высшего духовенства учитываются не менее тщательно, чем церемониальные ризы, хотя и другим ведомством, – пояснил он. – А на ношение выдаются аркариусом, главным казначеем. У моего человека я могу спросить, значится ли в сокровищнице пропавшим некий нагрудный крест и кому именно он выдавался.
Павел поднялся и, обойдя стол, положил ладонь мне на плечо.
– Зигвульф, друг мой. Ты уж прости меня за насмехательство над твоей нынешней трущобной эскападой. Но вот что я тебе скажу со всею серьезностью. Если вдруг Гавино с его шайкой вздумают тебя прикончить или же мысль от тебя избавиться придет каким-нибудь злоумышленникам, что стоят за заговором и знают о причине твоего приезда в Рим, то было бы благоразумней, если б ты оставил свое нынешнее обиталище и перебрался сюда, на эту виллу.
