– Теодор знает, где можно разыскать одного из главных заводил того отребья. Звать этого мерзавца Гавино.
Я снова вскользь глянул на смуглого здоровяка. Он до сих пор не шевельнул ни мускулом, а на меня смотрел пристально-немигающим взором, под которым делалось неуютно.
– Этот Гавино что, представляет для нас некий интерес? – осведомился я у Павла.
– Думаю, да. – Мой друг запустил руку за пазуху своей ризы и вынул оттуда какую-то плоскую металлическую вещицу, дюйма три в длину и два в ширину. – Вот это Гавино принес одному из дельцов, промышляющих краденными из захоронений ценностями.
Павел протянул мне эту вещицу. Это была поясная бляха – золотая, с резным орнаментом. Посередине на ней было литое изображение грифона – полульва-полуорла.
– Ух ты! Откуда это? – удивился я.
– Судя по характерному стилю, из клада аваров.
Сокровища аваров… Переспрашивать не было нужды. Когда войско короля Карла под началом герцога Фриульского сокрушило последний оплот аваров, оно сделало там ошеломительную находку: множество ларцов с золотыми солидами – монетами византийской чеканки.
Всем было известно, что уже издавна императоры Византии платили аварам подобие дани за то, чтобы те их не трогали. В некоторые годы плата доходила до ста тысяч золотых монет. Драгоценного металла у аваров скопилось столько, что они даже не знали, куда его девать. Лишь малая его часть шла на переплавку, после чего за дело брались аварские золотых дел мастера и выковывали различные вещицы: накладки на шлемы и уздечки, поясные орнаменты, украшения для стремян, оружия и доспехов… Остальное так и оставалось в виде монет. Сокровища аваров доставили королю Карлу на пятнадцати обозных телегах, доверху заваленных мешками с золотыми динариями. Этот груз с лихвой окупал все затраты на войну.
– Как же эта вещь попала в руки римского разбойника? – задал я вопрос, крутя пряжку в руках. Работа была добротная, хотя не сказать чтобы тонкая. Кстати вспомнилось, что король Карл изрядную долю трофейного аварского добра отослал в Рим, в знак признательности Церкви.
– Это вопрос, который я попросил Теодора задать напрямую Гавино, – ответил мой друг. – Причем без промедления. А то как бы он, узнав, что Теодор имеет к нему вопросы о появлении этой бляхи, не сделался бесплотным и бессловесным.
Эта ремарка заставила меня призадуматься насчет репутации Теодора среди римского отребья.
– Если эта вещь была частью оплаты Гавино за нападение на Папу, то я бы не возражал присутствовать при расспросах, – сказал я, возвращая бляху.
