Записки Анания Жмуркина | страница 58
Надзиратель Резвый задержал Тимоничева на Базарной площади, когда тот продавал лубочные книжки с цветными обложками.
— А где у вас номера «Правды», полученные сегодня? — спросил надзиратель Резвый.
— Были, да все уплыли, — ответил Тимоничев. — Сейчас хоть на тройке скачите за ними, все равно не поймаете!
— А что у вас в папке?! — увидав под книжками папку, воскликнул Резвый и, разваливая шашкой книжки, поднял ее.
Тимоничев молчал, мрачно смотрел на полицейского надзирателя.
— Теперь я вам покажу, как прятать запрещенную литературу. Идем!
Тимоничев, ничего не говоря, собрал копеечные книжки, связал их. Потом поднял красный узел с земли. Держа, в одной руке узел и книжки, он спросил:
— А у вас, господин полицейский, есть разрешение на конфискацию «Правды»? Предъявите!
Рыжее и рябоватое лицо надзирателя стало пунцовым; щетинистые усы колюче вздыбились; серые, с зеленым блеском глаза стали злыми и в то же время трусливыми, как у кролика. Надзиратель схватился рукой за эфес, поправил шашку и прикрикнул:
— Молчать! Я вам, дурак старый, не полицейский, а господин надзиратель! Его благородие! Запомните это, старый подлец! Вы хотите разговаривать со мной? Молчать! Сгною в остроге!
Тимоничев рассмеялся на его угрозу, вырвал из его рук папку, заявил:
— Никуда не пойду, если не предъявите ордера на конфискацию!
Вокруг надзирателя и Тимоничева образовалась толпа крестьян, городских парней и девушек. Из толпы посыпались голоса:
— Правильно, Тимоничев! Не уступайте! Стойте за порядок! Пусть господин надзиратель покажет ордер!
Резвый, не видя сочувствия в толпе, смутился, сказал:
— Приказ на конфискацию номеров «Правды» у исправника, господина Бусалыго. Идемте к нему. Он в полицейской управлении.
— Там его нету, — сообщил кто-то знающе из толпы. — Он только что вернулся с мадам Мясищевой, женой аптекаря, с катания. Мадам Мясищева пошла оправляться к себе домой… Оправляться! — повторил он язвительно.
— Значит, Бусалыго здорово укатал ее!
— Не знаю! Но лошади были в пене! А Бусалыго — в городскую управу. Там, кажись, нынче заседание гласных.
В управу идите!
Исправник Бусалыго действительно оказался на заседании, разговаривал с Ивановым, торговцем железными скобяными товарами. Заседание еще не открывалось. Гласные все подъезжали и подъезжали. Несмотря на открытые окна, в зале было душно. Снизу, из купеческого клуба, несло кислыми щами. У подъезда цокали копыта откормленных рысаков, шипели резиновыми дутыми шинами колеса пролеток. Резвый и Тимоничев остановились у входа в зал. Мимо шмыгали служащие, секретари с синими и желтыми папками. Проходили с серьезными выражениями гласные, толстые и тонкие, бородатые и без бород. Резвый почтительно козырял им, особенно тем, которые числились стотысячниками. Увидав Тимоничева, купцы шарахались от него, они боялись острого языка этого пожилого и высоченного плебея.