Буря взыграла в его душе. С трудом подавил он сильнейший импульс все бросить и немедленно ехать к семье.
«Хорошо, что они не нуждаются,» успокаивал он себя. «Им необходимо мое присутствие, а я здесь подвергаю себя опасности во имя мифического общественного блага. Они могут остаться сиротами.»
Фридрих задумался. В памяти промелькнули судьбоносные события, в которых он участвовал. Чувство долга перед родиной одержало верх. На клочке бумаги он черкнул несколько строк. Они были сухими, прямолинейными и не содержали никаких деталей. Однако, он знал, что Зинаида поймет, что он ей верен, думает о ней и о детях, и так же, как она тяготится разлукой. «Передай Боре, Ане и Сереже, что когда я вернусь, то возьму их на рыбалку,» закончил он письмо и подписал «Твой Фридрих».
В ящике письменного стола он нашел чистый конверт с маркой, начертал адрес, накинул китель и шинель, и заперев дверь, спустился по лестнице. Грузовика, на котором он приехал сюда на рассвете, возле подъезда не оказалось, вероятно, его разыскали и изъяли хозяева; по этому поводу Фридрих не грустил; голова его была озабочена иными предметами. Он вышел на Невский. Уже стемнело. Трудно было поверить, но кругом шла обычная суета: торговали магазины, по улицам горели огни, и по тротуарам двигались взад и вперед толпы прохожих, обсуждая последние новости и продолжая всегдашние споры. Чужие разговоры лезли ему в уши и невозможно было от них оторваться.
«А вина у царя в подвалах море — разливанное,» слышал он сзади. «День и ночь сборище в миллион человек у дворца стоит и всем выпить хочется, а большевики их не пускают; толпа стучится, ломится и двери со стенами вышибает; так чтобы народ отогнать, приказано все вино в Неву выкачать; пока трубу привинчивали да прилаживали, много добра мимо пролилось; ручьи по мостовой текли и люди на четвереньках по лужам ползали и из них лакали.»
Фридрих ускорил шаг, но скоро вошел в зону слышимости другого рассказа. Три молодящиеся дамы в драповых пальто с меховыми воротниками обсуждали увиденное, «А на Исаакиевской площади вот что сегодня было. Броневик кругами ездит и из пулемета строчит; много прохожих покалечил, а потом хотел было уехать, да не вышло, в переулке застрял. Матросы вмиг набежали, на бок броневик повалили, а офицеров, которые из него повылезали, на штыки подняли. Они до сих пор, поколотые, там лежат.» Фридриху стало не по себе. «Уж не наши ли там?»
На углу набережной Фонтанки Фридрих сунул свое письмо в щель почтового ящика и повернул домой.
