Слишком поздно мародер заметил опасность, слишком поздно взмахнул своей булавой, чтобы обрушить её на каменную голову, когда лапа демона, с неожиданным проворством, перехватила руку мутанта, начавшую уже опускаться для удара.
Две силы, чуждые миру смертных, схлестнулись в тесном пространстве подземной могилы и в глазах каждого из сражающихся Викар увидел то, чем они на самом деле являлись. Тьма и «несмерть» вечной бездны, что пролегала между миром сущего и нереального против чистого эфира, который озерцами лавы бесновался в глубоких провалах глаз химеры.
Чудовище оторвало ловчего от земли и схватив того второй лапой, широко раскрыла пасть. Мародер попытался ударить отростками правой руки, но перемолотые ошметки плоти уже ничем не могли помочь своему хозяину, когда того потянуло прямо в разверзшийся зев чудовища. Вожак тщетно пытался упереться ногами в гранитную морду, но силы были не равны. Два могучих хелицера вонзились в тело мутанта, помогая лапам пропихать жертву в пасть, а темная вуаль вокруг конечностей вновь опустилась на изуродованного мутанта, продолжив прерванную было трапезу. Наконец, ловчий полностью скрылся в бездонной глотке химеры, огромные плиты, усеянные черными острыми каменными зубами, захлопнулись, а меж обсидиановых резцов прыснула кровь. Раздался скрежет, трущихся друг о друга жерновов, когда демон стал пережевывать добычу. Клыки уподобились пилами, начав разрывать плоть и перемалывать кости.
Викар хотел закрыть глаза, отвернуться, чтобы не видеть этого ужаса. Но не мог, его пересиливал страх того, что после того как демон покончит с убийцей его отца, то обернется уже против него. Огромная булава упала в вязкое желе недалеко от Викара, окончательно потухнув, словно сдавшись на милость победителю. Между камней пещеры заметался измученный хрип, поглощаемого заживо мародера, сменившийся душераздирающим криком, когда воронка внутри пасти начала высасывать голубоватые лоскуты из тела жертвы. Как рваная ветошь, эти сияющие обрывки того, что привыкли называть душей, срывались с изувеченной плоти и уносились в бездонную пропасть воронки. Наконец, крик перерос в звенящий на высокой ноте визг, когда тело окончательно лишилось души, но все ещё не умерло. Теперь, оно было не более чем чувствующее боль и страх куском мяса — меньше чем животное, но все ещё живое. Визг и хлюпающие удары, сходящихся и трущихся друг о друга окровавленных плит, продолжались ещё какое-то время, пока химера парила под потолком, освещенная бледным сиянием ночных звезд.
