Тень накрыла всю поляну, последний луч солнца скрылся за горизонтом, оставляя замирающий в предвкушении ночных ужасов мир, один на один со своими оживающими кошмарами. Тишина на поляне оглушала. Викар не слышал ничего: ни шелеста перебираемой пальцами листвы, ни звуков леса, ни даже своего голоса, когда он сквозь слезы пытался звать отца. Казалось, все умерло, весь мир потускнел и сошелся на одной единственной изломанной фигуре, лежащей на краю поляны. Мальчик пошатываясь встал, его колени подкосились и он снова рухнул на землю. Боль полоснула в груди, заставив тело молодого охотника сжаться в комок, но вопреки терзавшим его мучениям, Вик вновь поднялся на ноги. Очень медленно, стараясь удержаться в вертикальном положении, он пошел к телу егеря, не понимая, что будет делать и чем может ему помочь. С каждым шагом боль отступала, будто бы склоняясь перед волей мальчика, признавая, что тот оказался сильнее магии, которая оставила рану рядом с его сердцем. Вик шел все быстрее, как вдруг заметил рядом с отцом ещё одну фигуру. Это был мародер. Он добрался до него первым. Мясницкие крюки рванулись к безжизненным телу и пронзили иссохшие плечи, оторвав то земли. Мародер больше не выглядел изможденным, напротив, его переполняла чуждая миру энергия, темно-синим плащом стелившаяся за его плечами. Гигант склонил голову на бок, все приподнимая егеря, будто пытаясь заглянуть в глаза поверженному врагу.
— Па? — сквозь глухоту Викар наконец услышал свой тихий, надтреснутый голос. Внезапно отец поднял голову и на Викара уставились слепые, белесые, как у покойника глаза. Его губы зашевелились, но с них не слетело ни звука. Мальчик вытянул шею, словно это могло помочь услышать слова, но тут в его сторону повернулась изуродованная голова мутанта. Один рог на шлеме оказался вырван вместе с куском метала. Теперь на его месте, прямо из открывшейся, вспухшей темными, шишкообразными наростами плоти, вырастал новый, шершавый, исходивший сырым эфиром, изогнутый шип. На месте прорези для глаз выпирали гнойные рубцы, усеянные целыми колониями желеобразных усиков, наподобие тех, что мальчик видел у улиток. Каждый из этих отростков сейчас устремился к нему, словно пытаясь дотянуться до новой добычи. Он различил, как отец, из последних сил цепляясь за остатки жизни, прохрипел:
— Вик! В лаз! Быстрее, ради всех бог… — его голос оборвался со звуком отбиваемого мяса, когда одно из жал на отростках правой руки с силой вонзилось в живот егеря и опорожнило желтоватый мешок с ядом в плоть своей жертвы. На шее и лбу отца выступили черные вены, тело задергалась в агонии, а изо рта пошла вспенивающаяся порченая кровь, хлопьями падающая с подбородка. Голова мародера затряслась, как у тряпичной куклы, на запутавшейся ниточках и склонившись на бок резко дернулась обратно к егерю:
