– Пять?
– Евро! – поспешно уточнил он, заметив ее разочарование. – Не крон же! Будут деньги, мы еще на чем-нибудь раскрутимся. Сделаем для тебя персональную выставку, прессу организуем. Буду у тебя продюсером. Или антрепренером, как у вас, художников, правильно называется?
– Ты уверен? – на всякий случай спросила она. – Боюсь, я приношу людям несчастья.
– Не со мной! – уверенно ответил он.
Эдик, несмотря на то, что о живописи ни ее личной, ни об искусстве вообще, они больше не разговаривали, с его хваткой, напористостью, уверенностью нравился ей все больше. Они закупили краску, моющие средства, машинное масло и кое-какой инструмент. Первый день работали допоздна, так, что к концу дня руки и ноги едва двигались. За день она израсходовала на яхте всю воду, и Эдик воткнул в горловину водоприемника шланг, чтобы пополнить запасы. Темнело, и подкрашивать покорябанное название на борту яхты Мария не стала, наметив это занятие как первую утреннюю работу назавтра. Эдик с трудом оттер пропитанные маслом руки, они сели в его виды видавший форд фокус и поехали к нему.
Утро выдалось по-настоящему летнее. Из окна Эдиковой квартиры на девятом этаже проглядывала полоска Таллиннского залива. На небе не было ни единого облачка, с моря тянуло слабым, приятно освежающим ветром. Они быстро позавтракали и покатили на яхту в Палдиски. Вчерашняя усталость улетучилась сама собой, настроение было прекрасное. У ворот встретили капитана порта, который приходился ее новому другу каким-то дальним родственником, и к месту швартовки подъехали вместе с ним. Эдик что-то выбирал из багажника, а она направилась к яхте и застыла на месте. «Марии» не было.
Рядом стоял все тот же портовый кран, у ноги которого они только вчера складывали принесенные на яхту припасы, здесь же был металлический ящик, на котором она вчера сидела в ожидании Эдика. Не было только одного.
– Извините, – повернулась она к капитану порта. – А вы не скажите, куда делась яхта. Ее переставили?
Мария сама оглядела пустынный причал во всю его ширь. По словам капитана порта, месяц назад здесь еще разгружалось одно небольшое судно, но сейчас порт со всеми его сооружениями стоял абсолютно пустым.
– Что значит, переставили? – пожилой эстонец повернулся к причалу, и в его голосе зазвучало ничем неприкрытое беспокойство. – Не мог ее никто переставлять, кроме вас, я бы знал. Неужели угнали?
– Не может такого быть! – Эдик первым подбежал к кромке причала и стал внимательно вглядываться вдаль, словно надеясь, что яхта каким-то чудодейственным способом отвязалась, отошла от причала и сейчас болтается потихоньку на акватории порта. – Не может такого быть. Угнали, блин! Даже шланг не вытащили, смотрите!
