Пока доктор говорил, Эва почувствовала, что дистанция между ней и отцом неожиданно исчезла. Она снова могла смотреть ему в глаза, зная, что сейчас они испытывают одинаковые эмоции.
– Пан доктор, это чудесная новость! Мы столько лет ждали чего-то подобного! – воскликнула она, когда Мадейский закончил.
От радости она даже не заметила, что врач, рассказывая об открытии, не проявлял особого энтузиазма.
– Есть одно «но»… – начал он.
Какое еще «но»? После услышанного Эву ничто не пугало.
– Терапия очень дорогая. Национальный фонд здравоохранения пока ее не оплачивает.
– То есть? Какого порядка расходы?
Мадейский опустил глаза, и только сейчас Эва почувствовала беспокойство.
– Примерно полтора миллиона злотых в год.
– Иисус Мария… – раздалось из соседнего кресла.
Эва не могла произнести ни слова. Вдруг резко заболела голова. Девушка уставилась на ярко-зеленую крону клена, ветви которого постукивали в окно кабинета Мадейского. Свежая зелень словно полыхала жизнью и оптимизмом, подтверждающим незыблемость природного цикла, в котором зима непременно сменяется весной. Эва не имела понятия, сколько времени прошло, прежде чем она вернулась к действительности.
Сумма прозвучала космическая! Девушка не могла даже представить, сколько это денег. И они были для ее семьи так же недоступны, как вилла в пятнадцать комнат на Лазурном побережье. Разница лишь в том, что без виллы они могли прекрасно обойтись.
– Я хотел бы сообщить вам только хорошую половину этой новости, – продолжил врач, – но, к сожалению, ситуация выглядит именно так. Сам не знаю, что хуже: знать, что возможности вылечить нет, или знать, что лечение существует, но не иметь возможности им воспользоваться. Эта идиотская наша система… – Мадейский, видимо, был очень взволнован, так как обычно не использовал таких слов при пациентах.
Эва в очередной раз по достоинству оценила его и в глубине души призналась, что доктор выразил ее мысли со стопроцентной точностью.
Нескольких дней в Венжувке хватило, чтобы Эва снова смотрела на Ольштын глазами приезжей – совсем как тогда, когда делала тут первые шаги в качестве студентки. Люди, спешащие по своим делам или, наоборот, ищущие в городском шуме минуту отдыха, стали сейчас для нее приветливым, безопасным, жужжащим на тысячу отзвуков фоном, хоть немного заглушающим навалившиеся проблемы. Отец остался в больнице, дожидаясь, пока закончится обследование Бартека, а она побежала на факультет.
Садясь за компьютер, Эва чувствовала себя так, словно вернулась из далекого путешествия. Это были ее игрушки, все оставалось на своем месте, все элементы этого мира были в ее власти. Эва быстро нашла статьи, которые являлись лучшей визитной карточкой ее возможностей как исследователя. Это было успокаивающе просто – она пользовалась языком, хоть и недоступным для большинства простых смертных, но понятным узкому кругу таких же чудаков, как она. Отправляя известному ученому свои работы, она знала, что говорит о себе все, что он должен знать. Просматривая файлы и проверяя электронную почту, она смогла на минутку отключиться от хоровода мучительных мыслей, в которые свой кирпичик – тяжелый, титановый кирпичик! – недавно добавил доктор Мадейский.
